Была встреча с Алиной. Родители были в Магадане, их квартира пустовала. Даниил хорошо запомнил ощущение, которое испытал, когда переступил порог. В этой квартире он был больше двадцати лет назад, но мало что изменилось за это время, и память накрывала мощными волнами.

— Помнишь? — спрашивала Алина, стоя у окна на кухне. — Мы начали здесь, а после пошли в комнату. Ты опустил шторы. Мне тогда это показалось смешным, но я боялась смеяться. Я думала, что будет больно. Но не было. Больно было потом. Когда ты уехал.

— Повторим?

Даниил улыбался, и его пьяный взгляд блуждал по ее лицу. Она сказала, что ему пора бы взять себя в руки, но этот разговор забылся, когда начались поцелуи.

С Алиной он провел весь день. Когда поздним вечером вернулся домой, сразу же отправился в душ — от него за километр разило алкоголем и сексом. Перед Ольгой никак объясняться не стал. Просто промолчал. Она тоже молчала, не срывалась, и это настораживало. Еще она что-то сказала про клоунов, которых видела на улице. Клоуны были раздеты. Она видела их болтавшиеся члены.

Вспоминая тот разговор, Даниил не решался отрицать, что это мог быть лишь подстегнутый обильными возлияниями бред. Быть может, она ничего такого не говорила. Но где скрывается правда, когда пьяный разговаривает с душевнобольной?

Хотелось уходить от реальности снова и снова. Когда же она вновь окружала, Даниил начинал усиленно думать о том, что Руслан Галимуллин — подонок и причастен к событиям, которые произошли в мае прошлого года. Пусть явных улик у него пока не было, он готов был тратить силы на поиски. Сидя на планерке, изнемогая от похмелья, он смотрел на своего врага, но тот будто бы и не замечал его.

Они столкнулись в субботу вечером, на дискотеке. Даниил плохо помнил сам момент, ведь снова был в стельку пьян, но вроде как Галимуллин неудачно пошутил по поводу профпригодности Даниила, и в ответ посыпались обвинения и угрозы, что дело будет раскрыто, и что он посадит его за решетку. Галимуллин, будучи человеком не самым сдержанным, решил перейти от разговоров к действиям.

После было похмельное воскресенье, привкус крови во рту, рассеченная бровь и вылитая в раковину бутылка армянского коньяка. Причем вылил ее сам Даниил. Он сказал себе, что так продолжаться не может. Он должен сам положить этому конец.

Алина рыдала, сидя за кухонным столом. Когда Даниил показался в коридоре, она поднялась было, но словила на себе строгий взгляд Трофимова, потому покорно села и дрожащими руками прикурила сигарету. Даниил устыдился своих мыслей, но в душе, конечно же, обрадовался, что она не кинулась ему на шею при всех. Это осложнило бы ситуацию.

— Что с твоим лицом? — без какого-либо проявления эмоций спросил Пал Палыч.

— Подрался в субботу.

«Подрался с мертвецом, — подумал про себя Даниил. — Может, сразу рассказать про это? Все равно ведь станет известно. Может, не сейчас? В другой раз…»

Руслан лежал посреди гостиной, раскинув руки в стороны. «Будто хотел обнять своего убийцу, прежде чем лезвие ножа вспороло его шею, — подумал Даниил. — Хотел обнять Алину, зная, что у нее в руке нож?»

Лужа темной крови растеклась по полу. Нож лежал рядом, на диване.

— Спец сейчас снимет отпечатки, — сказал майор. — Хотя у меня мало сомнений на этот счет.

— Но… зачем? Какой в этом смысл?

Даниил безотрывно смотрел на зияющую рану на шее мертвеца.

— Зачем Алина сделала это? Если бы я знал… — Евтушенко покачал головой. — И почему она после этого спокойно легла спать? И почему потом проснулась, и сама позвонила в отдел? В любом случае, нужно вызывать психолога. Она ведь и сейчас ничего толком объяснить не может. Спала мертвым сном. Проснулась. Увидела труп. Испугалась.

— Ты не думаешь, что он мог просто покончить с собой?