– Я прочел их, когда тебе было плохо, и я думал, что ты не выкарабкаешься. Надеюсь, ты не против. – Он помолчал, достал платок и крепко высморкался. – Тогда я все понял.

Глаза Рут высохли, теперь ей казалось, что у нее больше нет слез. Она спросила его, помнит ли он, как собирался послушать концерт Элгара для виолончели в часовне Нью-Колледжа в ночь перед абортом.

– Конечно, – ответил Адам.

В тот день он ехал домой, чтобы забрать машину матери, а на обратном пути в Оксфорд была сильная пробка, он едва не пропустил начало. Его друг, Ричард, был солистом. Рут сказала, что теперь всякий раз, когда слышит эту музыку, она всегда возвращается в тот вечер; она сидела тогда, холодная, напуганная и совершенно не в себе, в средневековой часовне, печальная, тяжелая тоска второй части концерта словно выражала ее переживания, но она была такая оцепеневшая, что в полной мере это ощутить не могла. Теперь это казалось чем-то вроде элегии – по их юности, по ребенку, которого никогда не будет, и по всем ранам, которые они нанесли друг другу.

В следующий раз, когда Адам приехал, он загрузил концерт на свой телефон, и они сидели в саду в наушниках и слушали все четыре части, обнявшись. После этого они часами говорили о вещах, о которых думали и чувствовали, но никогда не говорили.

Рут сказала, что было бы здорово иметь какой-то ритуал для признания того, что нечто потеряно навсегда и его уже не вернуть.

– Ты сожалеешь об этом сейчас?

– В то время я не чувствовала ничего, кроме ужаса и ненависти к тому, что внутри меня. Я боролась за свое выживание. Вот почему я не могла обсудить это с тобой раньше. Я слишком боялась потерять самообладание. Потом, после тех кошмаров, я заставила себя подумать об этом, и мне стало грустно. – Она вздохнула. – Но жалею ли я об этом? Нет, это было правильное решение, и я безмерно благодарна за то, что у меня был выбор. – Она пристально посмотрела на него. – Я знаю, ты думаешь, что я не учла твои чувства, но я не могла себе этого позволить.

Повисло молчание, затем Адам сказал:

– Думаю, я хотел, чтобы ты признала, что это было запутанно, трудно и разрушительно, но необходимо для тебя. Тогда я бы понял. Но я чувствовал, что мне не дали слова. Как бы то ни было, мы прошли через это вместе, но при этом поодиночке.

– Вместе, но поодиночке. – Она покачала головой. – Идеальное описание нашего брака.

Адам пошарил в кармане брюк:

– Кстати. – Рут не видела, что у него в руке. – Я ношу его с собой уже три недели. Нашел на спинке дивана на кухне.

Он раскрыл ладонь: ее обручальное кольцо.

Она уставилась на тонкое золотое кольцо, вспоминая свою панику, когда сорвала его с пальца, изнуряющую жару, ощущение надвигающейся катастрофы.

– Я сняла его накануне рождения Яго. Все начало опухать, а кольцо перекрывало кровоснабжение. Оно застряло, и мне пришлось использовать масло. Сначала без кольца было странно, но потом я подумала, что оно мне больше ни к чему… – Она умолкла, заметив взгляд Адама.

Он протянул ей кольцо.

– Рут, ты выйдешь за меня замуж?