– Это мне нужно извиниться за то, что заставила тебя и Дэна так волноваться. Я слетела с катушек незадолго до родов. Фантазировала о его воспитании. Думаю, это был способ справиться с тем, через что мне пришлось пройти. Одиночество и страх потерять его и больше не знать, кто я. Но я бы никогда этого не сделала. – Лорен кивнула, но выражение ее лица было бесстрастным. – В тот вечер, когда вы пришли, я была уставшей и растерянной. Теперь я понимаю, что, наверное, все уже было плохо. Я упустила из виду твои чувства. Пожалуйста, прости меня.

Лорен отстраненно улыбнулась и сказала:

– Мама, это все в прошлом, забыли. Мы оба безмерно благодарны за все жертвы, которые ты принесла, чтобы подарить нам Яго.

Это прозвучало до странного формально: небольшая речь, которую она отрепетировала заранее. Вернулась старая добрая Лорен – сдержанная и осуждающая, – которая скрывает свои настоящие чувства.

Рут наклонилась, чтобы рассмотреть внука. Одеяло больше не закрывало его лицо, и он двигал головой из стороны в сторону, как будто что-то искал; у него был тощий, уязвимый вид, как у всех недоношенных детей, и он, казалось, смотрел на нее. Она была тронута, но он, похоже, был занят своими мыслями. Рут не могла связать его с тем существом, которому пела и с которым говорила, – своим близким спутником на все эти одинокие месяцы.

Она повернулась к Лорен и решительно сказала:

– Скажи честно, ты сможешь когда-нибудь относиться ко мне, как раньше, после всего, что случилось?

Лорен какое-то время смотрела себе на колени, затем снова перевела взгляд на Рут.

– За два дня до рождения Яго я ненавидела тебя – больше, чем ненавидела кого-либо за всю свою жизнь. Я бы убила тебя голыми руками, лишь бы ты не забрала его у нас. Потом мы приехали в больницу, его принесли к нам и прочитали твою записку, сказали, что ты можешь умереть. И внезапно ты перестала быть этой большой, могущественной фигурой, которая собиралась забрать моего ребенка. – Лорен остановилась, чтобы смахнуть слезы. – Я была напугана. Я хотела только одного – чтобы ты выжила. – Она протянула руку и погладила Рут по руке. Рука была как у старой женщины: кожа сухая и морщинистая, с синяками и следами от проколов, оставленных множеством игл и капельниц. – Я люблю тебя, мама. Хотела бы я обнять тебя и заставить мне поверить.

– Я верю тебе, – сказала Рут. – И спасибо, что назвали его Яго. – Она улыбнулась. – Это странно, много лет моя фамилия вызывала у меня только смущение, но теперь мне кажется, что я начинаю ею гордиться.

Она посмотрела на ребенка; он был беспокойным и начинал раздражаться. Лорен подняла его и усадила к себе на колени. Рут подумала, каково было бы прикоснуться к нему. Она протянула руку, и Лорен подтолкнула к ней Яго. Рут приложила указательный палец к его щеке и начала очень нежно поглаживать.

Рут и Лорен обе учащенно дышали, чувствуя, как стучат сердца друг друга. Они понимали необходимость и опасность этого момента. Яго повернул лицо, пока его рот не коснулся пальца Рут, затем он начал посасывать его, как будто был страшно голоден. Его темные глаза были открыты, и он смотрел на нее с неистовой сосредоточенностью. Как будто он узнал ее. Она почувствовала, как сжимается ее нутро и затвердевает грудь: ее охватила физическая тоска по ребенку.

Наконец она нашла подходящие слова.

– Знаешь, я не могу поверить, что он когда-то был во мне. Теперь он кажется совершенно чужим. Полностью твой ребенок. Как говорят бабушки и дедушки? Приятно, когда тебе дают ребенка, но еще приятнее вернуть его родителям.

Затем нарочито резко она вытащила палец изо рта Яго. Он посмотрел на нее с удивлением и яростно закричал. Рут стало плохо; все, что она могла сделать, – это не вырвать его из рук дочери.

Лорен засмеялась с особенным самодовольством кормящей матери, подняла футболку и прижала Яго к груди. Он прерывисто захныкал, затем начал есть, каждые несколько секунд задыхаясь от жадного удовольствия. Лорен посмотрела на Рут.

– Спасибо за все эти слова, мама. Ты не представляешь, как много это значит для меня.

Рут удалось улыбнуться, хоть все ее тело дрожало.

Лорен сказала, что Дэн ждет в комнате отдыха. Он не хотел им мешать, но, может, мама позволит ему зайти на секунду и поздороваться, прежде чем они поедут домой. Она написала ему, и он зашел, поцеловал Рут и сказал, что она подарила ему самое драгоценное, что только можно вообразить: их жизни изменились, и он никогда не думал, что может быть таким счастливым. Им целой жизни не хватит, чтобы отблагодарить ее как следует. Он любит ее. Новый Дэн был в эйфории: он смеялся от восторга, глядя на своего сына.

Она наблюдала, как они проходят через палату и выходят в мир, неся на руках Яго: она чувствовала гордость и отчаяние.