— Ты ее все равно будешь любить, — сказала она. — Все равно…
Она развернулась и пошла в сторону выхода из парка, и я вздохнул облегченно, поняв, что убивать она сегодня никого не будет. По крайней мере я очень на это надеялся.
— Господи, — прошептал я, отрывая пуговицы на рубашке, чтобы подставить грудь ночной свежести, — Господи, почему так тяжело? И почему именно так все произошло? Почему я должен расплачиваться за свою любовь?
Дышать в самом деле становилось все труднее, словно воздух сгустился и давил своей влажной тяжестью. Грудную клетку перехватило то ли из-за нехватки кислорода, то ли из-за сдерживаемых рыданий…
В моей голове всплыли слова, сказанные мне тоже в ночном саду, только тот сад радикально отличался от этого ухоженного и выстриженного по линейке образца садового искусства. Как тогда сказал тот, кто представился мне моим ангелом-хранителем?
«Иногда мы спешим и ищем любовь совсем не там, где она находится. Но это не значит, что ее не существует».
Слезы хлынули из моих глаз. Я обещал, что запомню эти слова, и я их запомнил. Замечательные слова. Просто восхитительные! Вот только зачем они?
Я поднял заплаканное лицо к ночному небу, где бродили лучи прожекторов с крыши дворца.
— И что это значит? — спросил я у неба. — Что же значат эти слова, а? Объясни, пожалуйста, ведь мне, наверное, сразу легче станет!
Громыхнуло. В небе, словно насмешка надо мной, разорвались огненными букетами огни праздничного салюта. За первым залпом раздался второй, и пошло, и пошло!
Грохот, свист, треск разрывающихся ракет, сияние огненных шаров и светящегося дождя всевозможных красок, золотые облака и фиолетовые блистающие полотнища, яростные фениксы и драконы, пикирующие с небес… Да, такого салюта я никогда на Земле не видел, да и никто ничего подобного там не видел, надо полагать. Это было величественно, торжественно, ярко. Это было красиво. В мою голову даже не пришла обыкновенная при таком зрелище мысль: «А сколько миллионов они выпалили в воздух?»
Грохнуло особенно сильно. По небу пробежало полотнище стремительного огня, и я понял, что это уже не салют. Снова грохнуло, будто целое звено реактивных истребителей преодолело звуковой барьер, затем небо заворчало разъяренным зверем, ветвистая молния ударила куда-то, еще раз, словно рухнула прямо за дворцом…
Я просто сидел на лавочке рядом с небольшим прудом, смотрел в огненные небеса, наблюдая за состязанием феерического фейерверка и титанической мощи приближающейся грозы… и вдруг понял, что жизнь продолжается.
— Дай мне силы, — попросил я, чувствуя тянущую пустоту внутри. — Дай мне силы, моих мне уже давно не хватает…
Первые тяжелые капли упали на мое лицо, смешиваясь со слезами, возмутили воду пруда, простучали по аллее парка. Почти тотчас же дождь пошел чаще, и через несколько секунд настоящая стена воды рухнула с неба, мгновенно пропитав мой фрак, проникнув за пазуху…
Огни фейерверков угасли, словно устыдившись мощи летней грозы. Я сидел на лавочке под тугими струями, промокший насквозь, и чувствовал, что прошел какую-то важную веху в своей жизни, повзрослев и, наверное, став сильнее.
Через несколько минут ливень утих, превратившись в простой неторопливый дождь, что запросто мог затянуться на пару дней, а мог и закончиться через пару минут.
Странное ощущение овладело мной: словно кто-то острыми ножницами отрезал большой кусок от листа моей жизни, и дождевая вода унесла этот клочок со всем текстом, ожиданиями, надеждами….
«Не сам ли ты это сделал, Проходимец?»
И вот что странно: на месте отрезанного куска не осталось дыры… словно умелый факир, показывая идеально отточенный фокус, изрезал газетный лист, смял его, а затем развернул перед глазами удивленной публики абсолютно целым, без малейшего разреза. Правда, зритель был всего один, и аплодировать он не очень был настроен, так как резали ножницы не газету, а