К слову о военспецах. Начальником штаба у Калнина был бывший полковник Генерального штаба Звягинцев (кажется такая была фамилия). Звягицев был исключением из общего правила. Перейдя на службу в Красную армию, он служил честно и покончил с собой при взятии Тихорецкой, чтобы не попасть в плен к «добровольцам». Предварительно он сжег секретные документы. Честный человек, но таких среди военспецов было раз-два и обчелся.

После того, как по настоянию и при активном участии товарища Сталина красные части в Царицыне избавились от военспецов, многое изменилось в лучшую сторону – повысилась боеспособность, улучшилось взаимодействие между частями, окрепли дисциплина и моральный дух.[96] Главное же достижение было в том, что красные бойцы начали доверять своим командирам. Значение этого обстоятельства трудно переоценить. Армия, в которой солдаты не доверяют командирам, обречена на поражение. Пример тому – царская армия в войну с Германией. Я намерен подробнее остановиться на этом вопросе. Пока что хочу сказать, что победа над военспецами, которую товарищ Сталин одержал в Царицыне вопреки активному сопротивлению Троцкого и его приспешников, имела не только местное, но и государственное значение. Она изменила в целом отношение к военспецам в Красной Армии и помогла избежать многих бед. Одним из факторов, обусловивших нашу победу в Гражданской войне, стало изменение отношения к военспецам во второй половине 1918 года. Хочу непременно отметить вот что. Гражданская война, как война классовая и проходившая в особых условиях, то есть война активная, быстрая, кардинально отличающаяся от «окопной» войны с Германией, требовала новой военной науки. Подходить к планированию операций Гражданской войны с мерками прежних войн (в первую очередь – войны с Германией) было неверно. Натиск, дерзость, быстрота, точность расчета, боевой дух – вот, что определяло победу в Гражданской войне. Военспецы же привыкли действовать иначе. Укрепиться, начать накапливать силы для наступления, долго вырабатывать план и пр. Пока суд да дело – нагрянет противник и разобьет тебя. Это я к тому, что даже честный военспец не всегда мог быть полезным, если он действовал строго в рамках того, чему его учили в академиях.

Товарищ Сталин одновременно занимался и военными вопросами, и продовольственными. Его незаурядная работоспособность и выдающиеся организационные способности позволяли ему успевать все. Сам я не застал полной картины той разрухи, которая наблюдалась в продовольственном деле до приезда товарища Сталина в Царицын. Я приехал позже и в продовольственные вопросы не вникал, поскольку они не относились к моей компетенции. Но товарищи из Царсовета, железнодорожники и речники, а также те жители города, с которыми мне довелось разговаривать об этом, в один голос говорили, что сразу же после приезда Сталина «дело пошло». О том, что творилось в Царицыне прежде, я получил довольно четкое представление из рассказов местных товарищей.

1. На железной дороге и в порту совершенно не было порядка, то есть отсутствовал действительный учет получаемых и отправляемых грузов (учет велся только для блезира и был крайне запутан), транспортировка осуществлялась по принципу «как придется», транспорт (железнодорожный, речной и немногочисленный автомобильный) находился в полурабочем состоянии, то есть много чего было не на ходу. Ремонта не производилось.

2. Намеренно создавались условия для хищений, которые расцвели махровым цветом. ГубЧК[97] в Царицыне появилась только в самом конце мая 1918 года, практически одновременно с приездом Снесарева и др. Председателем Царицынской ГубЧК был Альфред Борман, революционер-подпольщик, один из тех, кто устанавливал Советскую власть в Царицыне. Не знаю, чем он сейчас занимается, давно потерял его из виду. Знаю только, что после Гражданской войны он служил дипкурьером.[98] В июне 1918 года царицынские чекисты только-только начинали работать. Разумеется, они еще не успели развернуться в полную силу. Спекулянты, причем не мешочники, а крупные дельцы, чувствовали себя в Царицыне хозяевами. У них были продукты, товары, власть. Царсовет в лице Минина и его ближайших помощников не делал ничего для того, чтобы навести в городе порядок. Минин изображал растерянность и бессилие, невозможность сделать что-либо. Товарищ Сталин взял работу Царсовета и других важных учреждений под свой контроль и за короткое время хаос был ликвидирован.

3. Контрреволюционные силы, которых в Царицыне было предостаточно, воспользовались введением продовольственной диктатуры[99] для того, чтобы подбить несознательные массы на выступления против Советской власти. Царицын, и без того неспокойный в политическом отношении, превратился в «пороховую бочку». Достаточно было одной искры, чтобы произошел взрыв. Коллегия наркомпрода[100] плохо представляла себе обстановку на местах. Некоторые ее члены (такие, например, как будущий правый уклонист[101] Фрумкин[102]) выступали за конфискацию продуктовых излишков. Товарищ Сталин хорошо представлял, к чему может привести подобная политика. Он приложил много усилий для того, чтобы разъяснять массам смысл и необходимость продовольственной диктатуры и строго следил за тем, чтобы продразверстка не подменялась конфискацией. По требованию Сталина наркомпрод отпускал для расчетов с крестьянством не только деньги, но и товары легкой промышленности для обмена их на продовольствие. Товары для крестьянства в то время были привлекательнее денег. Действия товарища Сталина привели к укреплению доверия крестьян к Советской власти и оттолкнули крестьян Юга от контрреволюционных выступлений.

4. Национальный вопрос на Северном Кавказе и в Царицыне из-за необдуманных, поспешных, а то и вредительских действий целого ряда лиц, из «вопроса» превратился в крупную политическую проблему. Национальный вопрос был излюбленной мишенью врагов революции. Богатый опыт работы на Кавказе и правильное, марксистское, понимание проблемы, знание ее слабых мест, позволили товарищу Сталину предотвратить волнения на национальной почве, которыми не преминули бы воспользоваться Краснов и Деникин.

В работе товарища Сталина в Царицыне была еще одна сторона, о которой в то время знали немногие посвященные. В число задач штаба округа входила разведывательная и контрразведывательная работа. Толком ни тем, ни другим штаб не занимался. Разведка и контрразведка находились в ведении начштаба Носовича, начальника мобилизационного управления Ковалевского и подчиненного ему напрямую начальника разведотдела Штольцера, подполковника царской армии, служившего в Огенкваре[103] (армейской разведке). Штольцер самом на деле вел разведывательную работу не в белом, а в красном тылу под видом сбора сведений, необходимых штабу округа. Эти сведения затем передавались Краснову и Деникину. После прибытия в Царицын группы Ворошилова товарищ Сталин поставил перед Ворошиловым задачу организовать надежную разведку в белогвардейском тылу и, несмотря на свою занятость, регулярно находил время для этого дела. Ворошилов привлек к делу нескольких товарищей, которые прибыли с ним, а также двоих бывших сотрудников разведотдела, от которых Штольцер избавился вскоре после прибытия штаба в Царицын – одного командировал в ГубЧК, якобы для налаживания там контрразведывательной работы, а другого (с согласия Ковалевского) перевел в другой отдел.

Во время Гражданской войны я познакомился с Николаем Шварцем,[104] который ныне преподает в Военной академии.[105] Товарищ Шварц в те годы занимался разведкой на руководящих должностях (начопотдела[106] штаба Восточного фронта, затем помначштаба Кавказского фронта, начопотдела штаба Юго-западного фронта и др.). Как большой специалист в области разведки, Шварц высоко отзывался о том, как была налажена разведка в Царицыне товарищами Сталиным и Ворошиловым. Неудачи белоказаков осенью 1918 года во многом были обусловлены хорошо налаженной к тому времени разведкой в тылу Краснова и Деникина. С учетом нахождения в Царицыне множества белогвардейских агентов, разведывательную деятельность приходилось скрывать не только от чужих, но и от «своих», которые тоже были чужими. Конспирация доходила до того, что товарищам Сталину и Ворошилову приходилось обмениваться телеграммами (в расчете на то, что их прочтут Носович и другие), в которых данные, полученные от разведки, подавались как якобы собственные их догадки.[107] Огромный опыт подпольной работы позволил товарищу Сталину обвести белую контру вокруг пальца. Однажды он пошутил: «Снесарев с Носовичем – дети перед Голицыным[108] и Накашидзе».[109] Дети не дети, а вреда от них было очень много. Все участники тех событий, с кем мне приходилось встречаться, в один голос говорили, что если бы не титанические усилия товарища Сталина, то Царицын был бы взят белоказаками уже в июле 1918 года. Точнее говоря, он был бы сдан Снесаревым практически без боев. Изменнический штаб нашел бы, куда отвести верные революционные отряды, оставив на передовой тех, кто был готов сдаться врагу без сопротивления. Вдобавок, штаб организовал бы восстание в Царицыне. Произошло бы то же самое, что случилось в Харькове годом позднее благодаря деятельности белогвардейского полковника Двигубского[110] (еще одного «подопечного» Троцкого). Двигубский преподнес Деникину Харьков на серебряном подносе – бери и владей. Стратегическое значение Царицына в 1918 году было значительно важнее, нежели Харькова в 1919.

В заключение я хочу сказать о взятии Врангелем Царицына в июне 1919 года, когда Товарища Сталина уже там не было, о том, почему это произошло. Причин было две.

1. Тяжелое положение Красной армии на Юге весной – летом 1919 года. Эпидемия сыпного тифа. Контрреволюционный казачий мятеж.[111] Мятеж Григорьева.[112] Наступление полчищ Колчака оттягивало большинство сил на Восточный фронт. К маю Деникин набрал на Юге 100 тысяч человек против 70 тысяч Южного фронта.

2. Стратегическое значение Царицына в 1918 и 1919 годах было различным. Взятие города белыми прервало водное сообщение между Астраханью и Центром, но оставалось железнодорожное по линии Астрахань – Саратов на левом берегу Волги. Врангель рассчитывал на соединение с армией Колчака, но мощный удар Красной Армии в мае – июне 1919 года отбросил Колчака назад, не дав ему дойти до Волги. Восточное направление в то время было наиболее важным. По сути дела в условиях весны и лета 1919 года штурм Царицына был грандиозной стратегической ошибкой Деникина и Врангеля. Деникин собирался идти на Москву. Ему не нужен был Царицын. Но у генерала взыграло ретивое, захотелось утереть нос Краснову. Мол, ты, друг сердечный, так и не смог взять Царицына, а я смогу. В отношениях между белыми генералами личные амбиции и взаимная неприязнь играли большую роль. В результате Кавказская армия Врангеля увязла в Царицыне, поход на Москву был отложен, а к тому времени, когда он начался, у Красной армии было достаточно сил, чтобы дать отпор Деникину. С Царицыным в 1919 году произошло то же самое, что и с Москвой в 1812 году. Город был на время сдан для того, чтобы выиграть войну. Красная армия перешла в наступление уже в августе 1919 года, когда был взят Камышин. В сентябре красные (10-я армия) вышли к Царицыну и стояли на подступах к нему до начала января 1920 года, когда Царицын был взят. В конце января был взят Ростов,[113] в марте – Екатеринодар и Новороссийск. До окончательного разгрома белогвардейцев на Юге России оставалось полгода.

И самое последнее. Во время работы в Харбине я узнал от одного из моих сослуживцев о том, что в 1918 году красная разведка провела глубоко законспирированную операцию, которая хранилась в секрете от всех непосвященных, в первую очередь – от Троцкого. Хочу рассказать об этой операции вкратце, не называя имен. Два наших разведчика, проникшие в штабы Краснова и Деникина, совместными усилиями разжигали вражду между генералами. Краснов с Деникиным и без того недолюбливали друг друга. Каждый из них (как и все руководители белых) мнил себя «спасителем отчизны» и не собирался делиться славой с кем-то еще. Краснова поддерживали немцы, желавшие прибрать к рукам не только Украину, но и Дон с Северным Кавказом. Деникин же немцев считал врагами. Но, при всем том, Краснов с Деникиным действовали сообща против своего главного врага – большевиков. Если бы не действия наших разведчиков, то могло бы случиться так, что Деникин ударил бы по Царицыну одновременно с Красновым. Тогда бы наше положение было куда хуже и неизвестно еще, чем закончилось бы дело. Нашими разведчиками были организованы «утечки» секретных сведений из штабов, в результате чего Краснов узнал, что о нем на самом деле думает Деникин и в каких выражениях он о нем отзывается, а Деникин, в свою очередь, узнал то же самое относительно Краснова.[114] Посеянные семена раздора дали хорошие плоды. Действуя сообща, Краснов и Деникин на сама деле действовали порознь. Деникин не захотел помогать Краснову взять Царицын. Он решил воспользоваться тем, что часть красных сил будет связана белоказаками Краснова и пошел из Великокняжеской, которую «добровольцы» и белоказаки брали сообща, на Тихорецкую и Екатеринодар, рассчитывая пополнить свою армию на Кубани. Краснов же пошел на Ремонтную. В начале июля 1918 года Деникин взял Екатеринодар, что, вне всяких сомнений, было для нас плохо. Но если бы они с Красновым в то же самое время взяли бы Царицын, дело было бы гораздо хуже. Царицын был «ключом» к Советской Республике. Захват Царицына летом 1918 года обеспечивал белым армиям возможность выступить против красных единым Восточно-Южным фронтом и лишал Республику снабжения продовольствием.

Эта разведывательная операция была спланирована товарищами Сталиным (от ЦК) и Ксенофонтовым (от ВЧК)[115] и проведена под их руководством. Кроме них, из советского руководства об операции знали только Ильич и Свердлов.