– Не надо рассказывать мне, что я имела в виду.
Я с трудом перевожу дыхание.
– Но для меня это звучало именно так. Разве это не важно? Разве не важно, как на меня подействовали твои слова? – Я как будто бьюсь о кирпичную стену. Мама даже не меняется в лице. – Оттого, что ты имела в виду что-то другое, легче мне не станет.
Я глотаю подступивший к горлу комок. В глазах начинает щипать, еще немного, и они прольются, но, пожалуйста, пожалуйста, Марго, соберись. Маме плевать на мои слезы. Они ее не трогают. От них станет только хуже.
– Я не виновата, – говорит она, – что ты трактуешь мои слова через призму собственных комплексов.
– Я знаю, – говорю я. – Знаю. – Вот так всегда и заканчиваются наши ссоры. Моим полным уничтожением. – Но разве для тебя не важно, что твои слова причинили мне боль?
– Это к делу не относится.
– Ответь, мам. Пожалуйста. – Она продолжает смотреть на меня с непониманием, и я чувствую, что близка к истерике. Голос пропадает, из груди вырывается какой-то всхлип. – Разве это не важно? Разве для тебя это не важно?
Тишина. Тишина, тишина, тишина, ни слова, ни звука – она даже не здесь. Она даже не слушает, а я не могу сочувствовать нам обеим одновременно. Мне остается только снова и снова кричать: «Ответь!», срывая голос.
– Марго.
Меня словно окатывает водой. Мир исчезает, как холодное прозрачное стекло. Я оборачиваюсь.
Бабушка стоит в нескольких шагах от меня, заложив руки в карманы. На секунду меня накрывает облегчение. Это закончилось. Но облегчение быстро сменяется негодованием, потому что даже сейчас бабушка не смотрит на меня. Она смотрит на маму, и ее лоб рассекает такая глубокая складка, что она, наверно, уже никогда не разгладится.
– Если она хочет остаться, – говорит бабушка ровным голосом, – ты не заставишь ее уехать, Джо.
Мама вдруг сжимается до какой-то пары дюймов. Она напоминает девушку в поле, напуганную и потерянную.
– Она моя дочь, – говорит мама.
– А ты моя, – отвечает бабушка. – Я не смогла заставить тебя остаться. А ты не заставишь ее уехать.
Мама переводит взгляд с меня на бабушку и обратно. Все оттенки эмоций разом проступают на ее лице, как будто бабушка сорвала с нее маску.
– Я буду в городе, – наконец говорит она. – Марго, я подожду тебя в городе, хорошо? Ты просила подождать, и я подожду.
Я никогда не скажу ей, как на меня действуют эти ее слова. Какая боль разливается по груди. Как вспыхивает желание сесть в машину и поехать с ней.
– Вот и решено, – говорит бабушка. – Джозефина, тебе пора.