– Пожалуй, не нравятся, – откликнулся Арчи. – Конечно, не нравятся. Там чертовски тесно.
– Разумеется, я здесь лишь по зову долга, – томно промолвил Селборн. – Считается, что посещение балов – единственный способ найти жену, а моя мать вечно брюзжит по этому поводу. Семейное имя и все такое. Но в других местах, – произнес он доверительно, наклоняясь вперед, и Арчи тоже склонился к нему, ловя каждое слово, – уж я-то умею повеселиться, будьте уверены.
Китти заполнила свою бальную карточку на весь вечер. Сразу после того как закончился ее танец с Рэдклиффом, джентльмены устремились к ней стаями. Кружась по залу среди лондонской знати, она чувствовала себя невесомой и по-настоящему могущественной – она приблизилась к этому миру на расстояние вытянутой руки, и ей хватит смелости его взять. Они танцевали до утра в своих сверкающих туфельках, пока тетя Дороти простым щелчком пальцев не дала понять, что пора уходить. Отыскав Сесили и оторвав от беседы, в которую сестра снова заманила лорда Монтегю, они попрощались с хозяйкой и вышли в ночь.
Китти со вздохом откинулась на спинку сиденья.
– Тебе было весело, Сеси? – запоздало поинтересовалась она.
– Нет, – солгала та.
18
Сколь многое может измениться за одну ночь! По следам бала у Монтегю светский календарь сестер Тэлбот если не заполнился до отказа, то, по крайней мере, стал приятно насыщенным, ибо спустя несколько часов после их предрассветного возвращения домой на них пролился дождь из приглашений и визитных карточек. Теперь предстояло подготовиться еще к двум балам на этой же неделе, а также к бесчисленным званым ужинам, на которые, как предположила Китти, приглашали матери по просьбе сыновей. Среди визитных карточек целая стопка принадлежала джентльменам, задавшимся целью поухаживать за девицами Тэлбот. Во время завтрака Китти ликующе сообщила об этом Сесили, однако несчастная не проявила интереса, меланхолично отщипывая кусочки хлеба.
– Лучше бы я читала Платона, – безутешно простонала она в ответ, – или смотрела бы на картины великих художников. А вместо этого приходится сопровождать тебя на дурацкие балы и приемы.
– Очень тебе сочувствую, Сесили, – отрезала Китти, – но как, скажи на милость, ты надеешься прокормить себя чтением философии? Вряд ли она производит деньги. Впрочем, не стану притворяться, что всецело ее понимаю.
Салли, едва успев убрать со стола, вернулась в гостиную с сообщением, что некий молодой джентльмен ждет приглашения в дом.
– Приведи его, – немедленно ответила мисс Тэлбот, чинно усаживаясь на канапе.
Сделав глубокий вдох, она поклялась себе быть открытой всем возможностям, смотреть в оба и не забывать постоянно улыбаться. Первый визитер – незадачливый мистер Тэвисток (три тысячи в год, по сведениям, выуженным тетей Дороти из восхитительно словоохотливой леди Монтегю) с разбегу осыпал Китти комплиментами по поводу ее синих сапфировых глаз. Наступил неловкий момент, ведь глаза Китти в действительности были карие, и от этой неловкости присутствующие так и не оправились до конца визита. За ним последовал мистер Симмонс (четыре тысячи в год), который, весьма неудобно прижимая подбородок к шее, поставил себе целью не соглашаться со всем, что произносила Китти, даже с ее (очень точным) описанием погоды в тот день. Худшим из всех оказался мистер Леонард, пришедший навестить Сесили и начавший с комплимента настолько масленого, что Китти удивилась, как с его губ не закапал жир.
– Как вам не утомительно быть самой красивой женщиной в любом собрании? – прошептал он елейным тоном, отчего по спине Сесили пробежала заметная дрожь отвращения.
Китти без малейших колебаний незамедлительно избавилась от этого человека – подобные персонажи не должны беспокоить ее сестру – и в дальнейшем с особым вниманием следила за всеми, кто, как мистер Леонард, пришел к Сесили. Фаворитом самой Китти среди визитеров, без сомнений, стал мистер Стэнфилд. Она знала, что было бы роковой ошибкой позволить себе романтическую привязанность к любому воздыхателю, и все равно почувствовала, как легко этот джентльмен мог бы заманить ее в ловушку. Во время продолжительной беседы на балу он произвел на нее впечатление умением поддерживать разговор, и теперь она обрадовалась, когда он переступил порог гостиной.
Обойдясь без избыточных комплиментов, столь любимых его современниками, он лишь молча склонился над рукой Китти, расслабленно улыбнулся, заглянул ей в глаза и надолго задержал взгляд. Он был с головы до пят классическим лондонским джентльменом: безупречно белая накрахмаленная рубашка, изящно повязанный шейный платок, зажатая в руке элегантная касторовая шляпа[15], – однако улыбка придавала его красивому лицу плутовское выражение очаровательного воришки.
– Вы должны рассказать мне о Дорсетшире, – промолвил он, грациозно усаживаясь рядом с Китти и не отпуская ее взгляд (похоже, его обычная манера). – Я слышал, эта местность невероятно живописна.
– Так и есть, – с удовольствием подтвердила Китти и радостно пустилась в описание своего дома.
Собеседник слушал и задавал вопросы – разумеется, это мало что говорило о его натуре, но было весьма показательно, поскольку ни один из других поклонников не делал ничего подобного.
– И как вы в Дорсетшире относитесь к нам, жителям больших городов? – спросил он, снова завладевая ее взглядом. – Полагаю, считаете ни на что не годными бездельниками?