Дома ее встретила Лена, одетая в короткое шелковое платье на лямках. Она стояла на цыпочках у зеркала в узкой прихожей и подкрашивала пухлую отвисшую нижнюю губу.
— Ты куда-то собираешься? — спросила Наташа, проползая между хрупкой спиной Лены и стеной.
— Олег приедет за мной через 5 минут, — восторженно проговорила она, подводя свои сапфировые глаза синим карандашом, — Хорошо, что ты так вовремя пришла. Как твой день? Ты есть будешь? Я приготовила ужин. Так заморочилась, пол-рынка избегала, чтобы найти вкусные авокадо, — протараторила она, уже не особо заинтересованная в ответе на вопросы, которые сама же и задала.
Лена в спешке поцеловала подругу в голову и, как только зазвонил ее телефон, упорхнула за порог.
Наташа пожелала ей удачи, заперла дверь, вернулась в комнату и опустилась в кресло.
Окна выходили на запад, и после четырёх часов дня яркие солнечные лучи заполняли и нагревали комнату. В желтом свечении беспорядочно кружились тонкие белые пылинки. Наташа, сложив руки на животе, наблюдала за их танцем и думала о тех грядущих моментах счастья и несчастья предстоит еще предстоит им пережить. Она просидела так с четверть часа, а после, по просьбе Валентины Валерьевны, отправилась забрать Лизу из больницы.
Лиза с первой встречи была очарована невестой старшего брата. Она казалась ей принцессой из сказок, которые мама читала на ночь. Она была красива, изящна, добра, умна, смела, и, главное, рядом с ней Лиза тоже чувствовала себя принцессой. Они проводили вместе много времени: Наташа водила её в театр, на экскурсии и брала с собой в походы, когда ее класс отправлялся за город. Лиза с нетерпением ждала, когда Наташа заберет ее из больницы и отвезет к себе домой, где они приготовят что-нибудь вкусное, посмотрят фильм, а потом она расскажет Наташе о мальчике, который лежал в соседней палате. Всё вышло так, как она хотела, только о мальчике она рассказала сразу, потому что не смогла ждать так долго.
Когда чай был выпит, эклеры — съедены, а фильм — досмотрен, Наташа привезла Лизу к матери. Валентина Валерьевна увидела дочь, всплеснула руками, воскликнув «как выросла», и крепко сжала ее в своих объятиях, смахивая с полных красных щек набежавшие горячие слезы. Она с благодарностью посмотрела на Наташу и почувствовала себя виноватою перед нею.
— Знаешь, Наташа, — прошептала Валентина Валерьевна, отведя невестку в сторону, — я рада, что ты есть у Жени теперь. Он очень ранимый мальчик, хотя и пытается это скрывать. Ты прости меня, что я так резко выступила за крещение внука. Это, конечно, ваше дело.
— Нечего прощать, Валентина Валерьевна. Спасибо за ваше понимание, — с улыбкой ответила Наташа и обняла будущую свекровь.
Вдруг Валентина Валерьевна крепко сжала Наташу за локоть и с жаром прошептала ей на ухо:
— Ты должна понять, что любая мать переживает за своего ребенка так, как она не переживает ни за кого. Она не спит, когда у него температура. Она не есть, если ребенок страдает или терпит неудачи. Любая мать хочет сделать будущее своего ребенка блестящим, и она готова пожертвовать всем, ради этой высокой цели. Все, что я делала в этой жизни, было ради Жени и Лизы. Они двое — смысл всей моей жизни. Ничто и никто не сможет этого изменить.
Наташе было приятно неожиданное проявление теплых чувств, хотя она и знала, что ничего не изменится в поведении Валентины Валерьевны, что она снова будет недовольна тем, как Наташа ведет хозяйство, тем, что она много работает и проводит большую часть своего времени с чужими детьми, что снова будет нервно спрашивать, чем она кормит Женю, и почему он так исхудал.
Смыслова попрощалась с Лизой и села в такси, чтобы вернуться домой, в этот момент зазвонил ее телефон, и на экране загорелось имя Жени. Она с трепетом поднесла телефон к уху и услышала, как в трубке раздался теплый родной голос:
— Наташа, я полечу в Лермонтово. Вова должен быть там. Сейчас я уже на вокзале, в Москву поеду на поезде.
— Ты меня не хочешь слушать, — огорченно произнесла Наташа.
Страхов, отпустив свой гнев, стал понимать истинный смысл Наташиных слов и объяснил спокойно, надеясь на её мудрость:
— Наташа, ты не можешь бросить Лену, а я не могу бросить Вову.
— Я понимаю, — ласкового проговорила Наташа и заботливо поинтересовалась, — А как твое дело о пожаре?
— Скорее всего Вова как-то с ним связан, — резко ответил Страхов, и в его голосе появилась холодность и раздраженность.