Милош перевернулся на живот, полушубок съехал на пол. Чародей вгляделся в темноту, прищурился.

В дальнем углу лежала мёртвая мышь.

Леший бы его побрал! Мышь! Он готов был с жадностью сожрать дохлую мышь.

Он перевернулся и сел, поднял руки к глазам. Губы его едва шевелились.

– Я человек, я человек, человек, – он повторял это как молитву.

Не будет больше тесной клетки и пронизывающей боли. Не будет душной хаты Воронов и клёкота, вырывающегося из горла вместо человеческой речи.

Милош потянулся руками назад, накинул на плечи полушубок. Почти неосознанно он нашарил за пазухой соколиное перо, погладил кончиками пальцев. Он обратится, когда будет готов, но только тогда и по собственному желанию.

Затихшая ненависть провела остриём по сердцу. Он постарался не смотреть в ту сторону, где спала лесная ведьма. Порой ему казалось, что Дара совсем не понимала, как сильно и всецело он её ненавидел, как долгое время жил этой ненавистью, ею дышал и наслаждался. Злоба Дары – буря, что настигла его, поглотила и затихла, насытившись. Но чувства Милоша были другой природы.

Он не удержался и обернулся. В темноте невозможно было разглядеть лица Дары, но этого и не требовалось. Милош прищурился снова, наблюдая сквозь ресницы, как огонь плавил чёрную воду. Мрак, живший в Даре, не пугал так, как сила, что настигла его на лесной поляне. Отвращал, но не пугал. Огонь в лесной ведьме был сильнее. Рано или поздно он выпарил бы мёртвую воду, обратил в ничто.

Золото в груди Дары переливалось, словно огонь ночного костра, и вокруг разлетались искры. Протяни руку – поймай.

Милошу того было мало. Он сунул бы руку по локоть в пламя.

Если ему было не сбежать от лесной ведьмы, значит, он должен был повести её за собой. И дождаться, когда она станет слаба, найти то, что сделает её слабой.

До самого утра заснуть больше так и не вышло. Милош просидел с закрытыми глазами, прислушиваясь к тихим шорохам за стеной. Он следил за слабыми огоньками на берегу реки и на пустыре вокруг холма и дивился тому, как отличалась ратиславская земля от рдзенской. Всего одна река их разделяла, но точно много вёрст лежало между ними. В Совине и везде вокруг города Охотники истребили навьих тварей. Возможно, они и остались в Рдзении, но держались подальше от столицы. Даже в Гняздеце Милош видел только редкие тени, что блуждали далеко в полях.

На Трёх Холмах духи резвились в звёздную ночь, но сторонились людей и старого храма, под порогом которого некогда зарыли мёртвую собаку.

В Совине Милош не мог всего этого увидеть. Не мог ощутить, что за каждым закутком скрывались духи, как наполняли они всё живое. И будь на его месте простой человек, он бы ужаснулся, но сила Милоша радовалась, свет в груди ярче переливался золотыми всполохами так же весело и задорно, как когда лесная ведьма находилась рядом и он чувствовал её огонь и силу.

Милош старался не думать, но, как назло, мысли осиным роем жужжали в голове. Он возвращался в город, к своей прежней жизни, в которой столько упустил. Всё, ради чего он работал, пропало. Венцеслава вышла замуж. Всё, что Милош сделал за последние годы, все накопленные деньги, все приобретённые связи – всё оказалось бесполезно, потому что она вышла замуж, пока Милош сидел в клетке в проклятом Гняздеце из-за проклятой дочки мельника.

Он потерял спокойствие, бессильная злость разрослась в груди, и чтобы отвлечься, Милош по старой своей привычке принялся вспоминать некоторые из уроков Стжежимира. Но как он ни пытался отвлечься, перед глазами всё равно вставал лик Венцеславы и размытый, почти забытый образ родителей и сестры.

А взгляд привлекали всполохи огня в груди лесной ведьмы. Она была так близко, Милош мог отомстить ей прямо теперь, но был вынужден ждать. Стжежимир научил его быть терпеливым и внимательным. Рано или поздно он всегда получал своё.

Первым проснулся Ежи. Увидев, что Милош не спал, он подсел к другу, зябко кутаясь в тулуп.

– Думаешь, нам никак от неё не избавиться? – шёпотом спросил он, мотнув головой в сторону Дары.