Из остальных страстей чаще упоминается страх: из страха перед малыми опасностями люди ввергают себя в большие (№ 76, 131), готовы терпеть обиды и служить собственным врагам (№ 127, 217). Далее, причинами человеческих несчастий именуются сластолюбие (№ 80), доверчивость (№ 140) и склонность к препирательству (№ 59).
Таким образом, в общей сложности о пагубности страстей говорится в моралях 36 басен (в том числе в половине случаев – о жадности). Моралей противоположного содержания на эту тему нет.
Самый яркий и потому частый случай такой морали: «кто пытается соперничать с сильнейшим, тот терпит неудачу» (№ 104, 125, ср. 2, 70, 83, 144, 230); более конкретный случай – «о дерзком, который берется клеветать на того, кто сильнее» (№ 132). Один раз на место «слабого» и «сильного» подставляются – вопреки басенному пессимизму – «дурные» и «хорошие»: «когда дурные насмехаются над хорошими, они себе же наживают неприятности» (№ 8).
Любопытной вариацией темы «каждому свое» является мысль «каждому делу свое время». В более общем случае она звучит так: «непристойно (или: „опасно“) все, что делается не ко времени» (№ 54, 169, ср. 11, 97); в более конкретных случаях – «неразумно делам необходимым предпочитать приятные» (№ 63), «нужно помогать друзьям вовремя, а не смеяться, когда уже поздно» (№ 114).
Отрицание принципа «каждому свое» мы находим только в одной басне, да и то в очень затемненной форме: «выгодные обстоятельства придают дерзости даже слабым против сильных» (№ 98).
Таким образом, теме «каждому свое» посвящены 24 басни; во всех, кроме одной, этот принцип незыблемости всего существующего утверждается, а не отрицается.
Следствием этого принципа являются басенные суждения об отношении к делу и об отношении к людям. О труде говорится в двух моралях: «Труд есть клад для людей» (№ 42) и «нередко трудом можно добиться большего, чем природными способностями» (№ 226). Сюда же можно присоединить № 147: «не зря горюет тот, кто видит, что плоды его трудов достаются первому встречному». Другие аспекты «отношения к делу» касаются морали «разумные люди даже мелочей не оставляют без внимания» (№ 146) и «о тех, кто берется за дело не умеючи» (№ 212).
В отношениях к людям басня требует прежде всего разборчивости: «с добрым и злым нельзя вести себя одинаково» (№ 199, ср. 72, 208). Затем следует группа моралей о дружбе: «друзей надо выбирать таких, которые в беде могут помочь» (№ 145), «настоящие друзья познаются в опасностях» (№ 65, ср. 25, 84), «кто в счастье не делится с друзьями, тот в несчастье будет покинут» (№ 67): отношение к дружбе, как явствует из этих мыслей, вполне утилитарное. Затем – группа моралей о благодарности: «надо знать благодетеля и воздавать ему благодарность» (№ 61); правда, дурные люди этого не делают (№ 175, 176), но их за это наказывает бог (№ 77). Об отношении к врагам говорит только одна мораль: «Кто даст отпор первым обидчикам, того боятся и остальные» (№ 198).
Отрицается принцип «каждый за себя» только один раз: басня № 53 имеет мораль «согласие непобедимо, а раздор бессилен».
Всего в группе
Остальная часть эзоповского сборника содержит или сентенции, не сводимые к шести рассмотренным тезисам, или суждения не общего, а частного характера: о различных областях жизни и о различных типах людей. Среди сентенций разного содержания можно выделить три группы: во-первых, «жизнь дороже всех благ» (№ 60, 85, 118, ср. 167 «смерть легче, когда она неожиданная»); во-вторых, «человек учится на собственных несчастьях» (№ 79, 134, 171) «и на несчастьях своих ближних» (№ 149, 207); в-третьих, «зрелище чужих несчастий служит утешением в собственных» (№ 23, 68, 113, 138, 216). Вне этих групп остаются сентенции: «часто убеждение действеннее, чем сила» (№ 46), «после сильной вражды нелегко бывает примирение» (№ 51), «ни к чему обладание без пользования» (№ 225), «тяжелее всего обида, когда она приходит, от кого не ждешь» (№ 227). Таким образом, в эту категорию входят 18 моралей; более половины из них, как мы видим, трактуют о несчастьях различного рода.
Среди сентенций о различных областях жизни можно выделить пять групп:
Таким образом, всего в этой категории 20 моралей.
Наконец, к моралям последней категории – о различных типах людей – относятся морали «безглагольные»: «о таком-то», «о таком-то»… Героями их выступают человек «дурной» (№ 96, ср. 211), «ничтожный» (№ 137), «злонравный и несносный» (№ 105), «малодушный» (№ 189), «неразумный» (№ 41, 124), «жадный» (№ 99, 123, 133), «вороватый» (№ 89, ср. 41), «тщеславный» (№ 88), «лживый» (№ 28, 73, 103), «лицемерный» (№ 136, 160), «льстивый» (№ 206), «неблагодарный» (№ 120, 215), «развратный» (№ 86, 109), «упрямый» (№ 186), «болтливый» (№ 141); конкретнее других мораль № 71 «о богаче, который не смеет пользоваться своими богатствами». Всего 25 моралей.
Если подсчитать общий состав моралей эзоповского сборника, то из общего числа 232 моралей (№ 219 мы были вынуждены считать дважды) к группе «в мире царит зло» принадлежат 13%; «судьба изменчива» – 8%; «видимость обманчива» – 15,5%; «страсти пагубны» – 15,5%; «каждому свое» – 10%; «каждый сам за себя» – 10%; остальные 28% рассеяны среди моралей более конкретного содержания. Было бы интересно сопоставить с этими цифрами эзоповских басен такие же цифры по более поздним баснописцам – от Федра до Крылова. Но это – дело будущего, а в настоящем важно то, что этот исчерпывающий обзор эзоповских моралей полностью подтверждает ту характеристику идейного консерватизма басенного жанра, которая была предложена в начале этой статьи.
Против этой аргументации может быть сделано возражение: мораль – самая легко заменимая часть басни, из всякого сюжета могут быть выведены морали самого противоположного свойства; ничто не гарантирует, будто морали, которыми мы располагаем в «Августане», – исконные, восходящие к идеологии VI–V веков до н. э.; скорее наоборот, морали эти целиком сочинены редактором «Августаны» в I–II веках и могут характеризовать лишь идеологию риторических школ того времени, но не идеологию тех отдаленных времен, когда в народном творчестве складывался жанр эзоповской басни.
Чтобы отвести это возражение, необходимо от рассмотрения моралей перейти к рассмотрению сюжетов – ибо сюжеты заведомо являются самой древней и самой устойчивой частью басни. Идеологическое истолкование сюжетов – дело более сложное и спорное, но потому и более интересное.
Даже самое беглое читательское впечатление позволяет почувствовать, что басенные сюжеты однообразны, чем-то похожи друг на друга; но чем именно – это определить не так легко. В научной литературе имеются лишь редкие попытки уловить эту общую особенность басенной структуры50.