Клаудес на всех обиделся и ворчливо шипел про себя: «Развели тут тайны! Ох, не надо было мне подписывать тот контракт… не надо!» — имея в виду соглашение о работе на цеппелине. Он долго колебался, прежде чем подняться на борт исследовательского цеппелина. Но выделенные на экспедицию деньги и жалованье, обещанное королевским обществом воздухоплавания, были столь щедры, что Клаудес поставил под контрактом свою подпись. После этого похода он собирался покончить с приключениями и перевестись в какое-нибудь место поспокойней, а то и вовсе — уволиться. Но, кажется, мечтам мичмана не суждено исполниться. Он прямо-таки кожей чувствовал, как со всех сторон к нему тянутся холодные щупальца какого-то заговора. Человеком Клаудес был прямолинейным, как говорится, никогда не держал за пазухой камня, а сразу бросался с ним на любого, кто ему не нравился. И более всего ненавидел такие вот разговорчики с перешёптываниями и переглядываниями. И не потому, что чувствовал себя лишним, или испытывал желание стать ко всему сопричастным. Просто везде мичман видел угрозу, и всякое слово за своей спиной приравнивал к ножу в эту самую спину.

А ещё его пугала эта планета. Пугала своей тишиной, но более всего тем, насколько она напоминала родную Элпис. Будто они перенеслись не через миллионы вёрст, а через миллионы лет вперёд. Клаудес не любил популярные ныне рассказы, которые дешёвые издания печатали на своих страницах. Глупые выдумки о конце света и о вырождении человечества. По его мнению, вырождаться человечеству было просто некуда. Явное тому подтверждение — Фредрик Лайтнед, стоящий во главе самой крупной научной экспедиции за последние сорок лет. Вот он, идёт впереди с таким лицом, словно остальных не существует. Поставил на все посты идиотов и думает, что самый умный. Да, человечество определённо скатывается в глубокую яму. Но исчезнуть? Нет, никогда такому не бывать. Клаудес не отличался излишней религиозностью. Как и всякий здравомыслящий представитель среднего класса, он считал Великую Птицу не более чем красивой метафорой истинного мироустройства. Но даже его здравомыслие разбивалось о первородный страх смерти. Не конкретно своей, хотя и свой конец мужчина предпочёл бы оттянуть как можно дальше, но той самой, к какой рано или поздно приходит всё живое. К разрушению, исчезновению, к забвению. А потому, подписывая договор, Клаудес думал не только о шестизначной сумме, прописанной на третьей странице, но и об абзаце на самом верху: «Цель миссии — обнаружить источник Эха, если такой имеется, а также подтвердить принятую на сегодняшний день гипотезу о том, что Эхо является формой посмертного существования в виде электромагнитного сигнала». Существование. Клаудес зацепился за это слово и держал его в голове, пока они летели сквозь мрак и пустоту. Но сейчас, шагая в зыбких лучах редких звёзд, понял всё его бессилие. Нет ничего после смерти. И зря он согласился на эту работу, зря.

Совсем иначе размышлял Густас, глядя на снимающего с себя защитный костюм капитана. Узнав его историю, инженер ничуть не испугался. Отчасти потому, что нечто такое подозревал уже давно. Ещё с того момента, как Лайтнед попросил его записать один из голосов, поющих старинную песню о вьюге. Нет, даже раньше. Когда увидел ужас в глазах капитана. Ужас от узнавания булькающего шёпота: «Спасайся!» Конечно, Леон и предположить не мог, что его шеф — перерождающийся вот уже тысячу лет княжич, портрет которого он видел в музее. Но какая-то тайна у Лайтнеда, и тайна эта возбуждала главного инженера, словно подростка, взятого отцом в карточный салон. Подобные салоны были весьма популярны ещё лет десять назад, но сейчас карты потихоньку смещались новомодным увлечением под названием «рулетка». Густас не любил азартные игры, но творящееся вокруг безумие, должно быть, очень походило на происходящее у игрового стола. «Элоиза» вылетела с Элпис два года назад — белый шарик, перескакивающий с одного сектора в другой. Многие на её борту думали, что ничем хорошим это не закончится, и лишь двое на корабле были чётко уверены в своей ставке. Но, если капитан ставил на кон свою жизнь, то какой выигрыш, в итоге, получит землянин, до сих пор оставалось для Густаса загадкой. У обоих был измученный вид, оба немедленно отправились по каютам. Только капитан успел бросить: «Завтра в девять жду всех на совещании», — а землянин даже не удосужился проститься.

До рассвета оставалось ещё часа четыре. Несмотря на всё пережитое, едва голова инженера коснулась подушки, он тут же вырубился. Профессор ещё немного покрякал, пытаясь найти позу, в которой его старые ноги перестали бы предательски ныть, но и он вскоре погрузился в сон. Дерек, перед тем как лечь, сделал несколько записей в судовом журнале, сухих и плоских, как опавшие листья. Они совершенно не отражали реального масштаба событий, но и ничем им не противоречили. Приземлились? Приземлились. Нашли останки прошлых поселений? Нашли. Придраться было не к чему, но Стиворт отчего-то почувствовал себя лжецом. Будто этой записью обесценивал жизни своих подчинённых, а главное, жизнь того, кто назвал его другом. А потому, не выдержав, захлопнул журнал и вытащил на его место толстую тетрадь, служившую старшему помощнику личным дневником. Он исписал пять страниц, но поток слов не заканчивался. Если бы кто-то смог прочесть этот дневник, он бы не поверил, что подобные строчки могла начертать эта жёсткая рука. Что они возникли в этой неподвижно сидящей на плечах голове. Дерек писал почти час, потом ничком повалился на кровать и последовал за своими коллегами в объятия Морфея.

И лишь Лайтнед так и не уснул. Он сидел за столом, разложив письма Юланы, но глаза его не касались выученных наизусть фраз. Отсутствие иллюминаторов не было помехой, чтобы воочию наблюдать, как солнце восходит над простирающимся вокруг цеппелином простором. Точно также похожая звезда каждое утро всходила над горизонтом Элпис. Две планеты, два маленьких пятнышка на огромном хвосте Великой Птицы. Тот, кто создал все миры, раскидал эти планеты так далеко друг от друга, но их истории все равно тесно сплелись. В руках Лайтнеда тускло поблёскивал компас. Стрелка снова крутилась, рыскала, пыталась найти нужное направление, но Фредрик знал: такого больше не существует. Он дошёл. Ему не нужны другие пути. Ему не нужны её слова. Всё это время Османт обманывал себя. Дело было не в Юлане. И не переплавленный однажды колокольчик вёл его сюда, а скрытая ото всех до поры истина.

Почти тринадцать веков жители Элпис жили во лжи. В прекрасной сказке, выдуманной такими же людьми, решившими, что они могут стать богами. Сказке о Небесном мире и китах, поющих в его темноте чудесные песни. Китах, что не дадут пропасть в забвении всем живущим, не дадут им исчезнуть окончательно, храня частичку каждого в виде Эха. Но нет никакого Небесного мира — лишь бесконечная пустота, в которой нет места жизни. И никто не поёт баллады об умерших, потому что не осталось помнящих их лица. Землянин сказал, что после того, как Османт утопил последний военно-медицинский модуль, на АСХИ больше не передавалось никаких данных. Это значит, что все, кто жил после княжича, не получили даже записи на полупрозрачной пластинке кварцинита.

Всё тщетно. Он никогда не вернётся к той, которую любил. Он никогда не освободится от своего проклятия. Сартийский княжич должен навсегда упокоиться. А вот капитану Лайтнеду ещё предстояло решить множество вопросов. Завтра «Элоиза» отчалит с Земли. Завтра ему предстоит нелёгкий разговор с офицерами. И в каком бы Фредрик не находился отчаянии, постепенно думы его переключились на утреннее собрание. Надо выработать единую стратегию. Что стоит рассказывать по прибытии на Элпис, а о чём умолчать? Какие находки показывать? Никто, кроме их четверых, не видел клонов и лабораторию землян. Это упрощает дело…

— Нет! — взвыл Лайтнед, хватаясь за голову. — Ну почему, почему я снова должен лгать?! Почему мне открылись все эти тайны? Неужто я совсем не заслужил покоя?! О, мой брат, таково твоё наказание? Ты клялся, что простил меня!

— Может, прекратишь орать? Эритель тебя всё равно не слышит.

Лайтнед пропустил момент, когда в его каюту змеем вполз Вайлех. Вид он имел крайне неряшливый: рыжие волосы торчат в разные стороны, ворот рубашки расстёгнут, а полы лишь частично заправлены в брюки. Заспанно потирая глаза, землянин бесцеремонно уселся на капитанскую кровать, похлопал рукой по одеялу, словно стряхивая крошки, и буднично произнёс:

— Но ты можешь с ним поговорить.

— Что? — не поверил ушам Фредрик.

— Расскажи-ка подробнее о том, как ты убил своего брата, и что происходило потом. И не надо на меня так смотреть, князюшка! Сегодня я даю и хорошие, и мудрые советы за просто так.