Пускаю в ход колени, даже успеваю попасть ему по животу средним по тяжести ударом. Но Дима, лишь слегка поморщившись, фиксирует и нижнюю часть моего туловища своими ногами. Теперь я окончательно стала пленницей. И моё единственное оружие – язык.
– Молодец, что запомнил что-то из моей речи. Но я тебе припомню главное: ты женат, Дима.
– Я развожусь, Аль. Мы несколько дней назад подали заявление через портал.
Перестаю брыкаться и теряю дар речи. Я ни разу не представляла себе такого исхода. Ни разу! Это слишком невероятно…
Отпускает мои руки, но те остаются безвольно лежать, не делаю попыток пошевелиться. У меня действительно шок. Вижу по глазам – правду говорит. Я чувствую такие тонкости. Всегда чувствовала. Именно поэтому что-то внутри сдерживало, не давало до конца проникнуться ухаживаниями Гарика. Был подвох, просто понадобилось время, чтобы он всплыл.
Воспользовавшись моим замешательством, Дима вновь приникает к моему приоткрытому рту, выбивает из меня судорожный вздох напористостью и требовательностью. Будто говорит, включайся, отвечай мне. Конечности живут своей жизнью – я машинально обвиваю напряженную шею, скрестив запястья где-то в районе его затылка и зарываясь в отросшие волосы. В какой-то момент чувствую, что Дима подкидывает мою ногу, схватив под коленом, перемещая себе на поясницу. И продолжает поглаживать по оголившемуся бедру.
Ловлю глоток воздуха и успеваю выплыть на секунду из дурмана:
– Не может быть, чтобы разводились из-за меня! Ты не бросил бы такую шикарную девушку ради…
– Аля! – рычит, разозлившись. – Лучше молчи. Нельзя же быть такой дурой! Откуда такая низкая самооценка! Я развожусь по многим причинам, но точку в этом списке поставила ты! Мне нужна ты! Не Яна, не те, что были раньше… И технически с этого ракурса ты никак не могла быть моей любовницей. Я очень давно не сплю с женой…
Лихорадочно скользит по лицу, затем утверждает траекторию от глаз к губам. И так десятки раз. Как тогда, зрачки его расширяются, вытесняя синеву, оставляя лишь тонкое кольцо вокруг. Я даже не помню, когда последний раз вдыхала кислород, настолько всё меня захватило, парализуя. Но следующее признание добивает окончательно:
– Я, вообще, бл*дь, понимаешь, как импотент… Ни с кем не смог… Не хотел. После Нового года заделался евнухом, потерял интерес ко всем… Я тебя почти каждый день видел во сне. Думал, такое только в кино бывает. Чуть не сдох, изнывая, зубы почти крошил, так сводило от мысли о…том, что я могу касаться, целовать, любить… Клянусь, Аль. Клянусь. Как одержимый…
Припечатывает очередным поцелуем. Теперь в нем голод, жажда, мольба… И я поддаюсь, позволяя шершавому языку прорвать оборону, слиться с моим, вновь взорвать нервные окончания остротой этих действий. Боже, как же это восхитительно в своей пронзительности…
– Я же говорю, это всего лишь зависимость, родившаяся вследствие синдрома… – успеваю выдохнуть, когда переводим дыхание.
Его взгляд становится насмешливым и снисходительным, что довольно странно, но внезапно застывает в районе моей груди. Прослеживаю за ним и с досадой вижу, как безбожно разъехались полы халата.
– Это твой последний аргумент? – почти бесшумно сглатывает и тянется к обнаженной коже.
– Нет! – шикаю, успев просунуть ладонь между нами и прикрыться. – Мия может зайти в любую минуту! Прекрати!
– Я закрою дверь, – мотает головой.
– Она не закрывается!
– А где закрывается?
– На кухне, – отвечаю на автомате и тут же расширяю глаза от ужаса, поняв, что проболталась.