— Не хочу я, не поеду. Смотри, кровь остановилась уже.

Тимур меня встряхивает. Видно, что разозлился сильно. Я замолкаю, на глаза наворачиваются слезы. Он обрабатывает порезы перекисью водорода и читает мне наставления:

— Ты точно рехнулась! Из-за чего это все? — в гневе выпаливает он и, отставив пузырек с перекисью, вскидывает мою руку выше. — Напилась, голову потеряла! Ты о родителях подумала? Ты обо мне подумала? — на последнем предложении его голос хрипнет.

Столько отчаяния в этих серых глазах я ни разу еще не наблюдала. Ну нельзя же быть такой стервой. Нужно объяснить Тимуру, что он все неправильно понял, что я не собиралась себя убивать. Что я, совсем идиотка? Но не могу, язык не поворачивается. Мне так не хватало его теплоты, беспокойства. Ни за что бы не подумала, что бывший так испугается за меня. Вместо того чтобы опровергнуть безумную версию Тимура, я просто молчу. Через полчаса мы уже в приемном отделении  травмпункта. При бывшем муже я выкладываю врачу и медсестре всю правду, но Тим только закатывает глаза. Не опровергает, не оспаривает, вероятно, лишь потому, что боится, вдруг меня сдадут в психушку. В больнице мне накладывают несколько швов, делают перевязку, уверяют Тимура в том, что ничего страшного — даже шрамов не останется.

— Через десять дней обязательно нужно снять швы, — спокойным голосом сообщает мне врач, заполняя бумаги.

Я угукаю.

— Перевязки ежедневные…

Я перебиваю на эмоциях:

— Можно дома?!

Доктор отвечает таким же ровным тоном:

— Можно дома. Девочки помогут, расскажут, как и что делать, — он кивает свободной кистью на медсестер, не отрываясь от письма.

«Девочки» посмеиваются над моим состоянием и заглядываются на Тимура. Я же вижу. Он такой статный, породистый. Он тут один такой. Как не смотреть? А меня, кажется, штырит. Вроде я себя веду прилежно, не буяню, но все чувства обострены. Глубоко дышу и хочу уже скорее уйти. Когда нас отпускают, вздыхаю, наконец, облегченно.

— Я правда случайно порезалась, — признаюсь бывшему уже в машине.

Он цокает языком. Не верит. А я же пьяная, могу себе позволить побыть бестолковой истеричкой. В панике брошенные им слова — подумала ли я о нем, — застряли в моей голове и никак эти мысли не прогнать.

— А зачем мне себя жизни лишать? — дерзко вскидываю подбородок. — Из-за тебя, что ли?

Пусть думает, что ничего не значит для меня. Какая-то совсем не здоровая ситуация, ей-богу. Тимур со мной такой… обычный, как будто не узнал меня две ночи назад. А, может, и правда не узнал? После сегодняшнего увольнения я была уверена, что огромная Москва не сведет нас снова, но тут он сам приехал… А, кстати, зачем он приехал?!

Столько вопросов на языке, столько чувств в сердце. Тянет закатить скандал. Но я просто отворачиваюсь к окну.

— Пристегнись, — невозмутимо командует бывший муж.

Заводит машину, выезжает с парковки. Я по-прежнему его игнорирую. Боюсь даже рот открыть, ведь вся экспрессия, которую я стараюсь прятать, сразу же даст о себе знать. Тогда он, еще не заехав на проезжую часть, тормозит, склоняется надо мной и сам пристегивает меня ремнем безопасности. В ноздри ударяет знакомый, давно любимый аромат со сладкой горчинкой. Запах бергамота и мяты путает сознание. Тимур всегда пользуется исключительно Burberry. Когда мы были в отношениях, я сходила с ума по этому запаху, поэтому однажды подарила Тиму сразу несколько флаконов. Помню, как он смеялся тогда. Помню с каким трепетом выбирала ему подарки раньше. Когда-то в прошлой жизни…

Похоже, ничего не изменилось. И этот аромат по-прежнему вышибает из меня здравый смысл. Потому что, как по-другому объяснить, почему Тимур не шевелится, опускает взгляд на мои губы, а я никак это не пресекаю и тоже пялюсь на его…