– Я так боюсь, так боюсь, – всхлипывала она, болтая перед моим носом своими чудными грудями. – Он иногда принимает «порошок» и я даже не знаю какая реакция будет от сочетания с морфием.
Я с трудом сдержался и не сказал, что от всей души желаю ему превратиться во что превратилась Мария Луна, но лишь ограничился пожеланиями быстрейшего выздоровления и предложил помощь и поддержку, если ему, конечно, что-то понадобится.
Никогда не знал от чего это с ним происходило. Может быть опухоль, чего он, кстати, больше всего и боялся, а может быть вся его желчь, врожденная злость и зависть поднялись и ударили в мозг.
Когда я его в следующий раз увидел, он заметно постарел, можно сказать: самым необыкновенным образом.
Никогда не встречал никого, кто бы выглядел таким старым, будучи на самом деле достаточно молодым. Словно каждый день болезни съедал у него год жизни.
Я бы, наверное, страшно переживал, если на его месте оказался какой-нибудь другой человек, но этот тип…
Должно быть, он пребывал в такой адской агонии, что это отражалось у него на лице.
Как-то я смотрел один фильм, где главный герой заключил договор с дьяволом… Как называется фильм не помню… Так вот, в результате этой сделки он всегда оставался молодым, но вместо него старел его портрет.
Очень похожее происходило и с ним, только наоборот.
Изумительный портрет его, написанный года три назад, висел над камином, а сам хозяин стал похож на своего дряхлого папашу.
Во время нашего первого разговора, после того как Криадо Навас начал поправляться, я понял, что он постепенно сходит с ума. Но самое главное, что во многом способствовало такому процессу – это полное отсутствие уверенности в себе.
Он уже был богатым, но создавалось странное впечатление, что каждый вечер, когда он забирался в постель, то мысленно начинал подсчитывать свое состояние и если за прошедший день не становился богаче, то всю ночь не мог сомкнуть глаз. Сама мысль, что на следующее утро он окажется немного беднее просто ужасала его.
И так изо дня в день, до тех пор, пока не превратился в полоумного льстеца, выпрашивающего у других богачей мелочь.
И толкало его на это не амбиции, а обыкновенный страх на уровне паники. Не знаю, удалось ли мне все правильно объяснить.
Судя по всему, человеком он был очень тщеславным, и когда-то, в прошлом, ему пришлось пройти через множество унижений, пока не достиг своего нынешнего положения, и теперь от одной лишь мысли, что так может случиться и он опять вернется к той жизни, готов был умереть.
И это его убивало.
Представь себе, что в один прекрасный день ты вдруг сделался короче, не таким высоким, не таким красавцем и не таким умным, и, ко всему прочему, самая красивая женщина ушла от тебя… – для него это звучало как приговор. А ему и в голову не приходило, что невозможно все время оставаться на вершине, тем более если взбираешься туда по трупам.
Годы не щадят никого, а уж над ним так и просто глумились с особенным удовольствием.
Правильно говорится в пословице «После тридцати каждый виновен в том, что у него написано на роже», а этот был виновнее всех виновных.
На моей совести мертвецов больше, чем за плечами Криадо Навас, но я такой страшненький с самого рождения.