Снаружи была тихая и ясная весенняя ночь. Светил молодой месяц, тихо журчала вода. Деревья еще не покрылись листвой, и Михаил был рад этому – по крайней мере было видно, что творится вокруг. Он по старой памяти втянул в себя воздух, стараясь учуять запахи ночи, но вместо сырой свежести ощутил лишь запах затхлой резины. Как только они вышли, подбежал Мальчик. Ирка приглушенно взвизгнула, шарахнулась, забыв, что их предупреждали перед выходом о псах и велели стоять спокойно. Максим схватился за руку отца, и только один Рустам застыл на месте, пока собаки крутились вокруг, обнюхивая его.

Наташка, как зачарованная, сделала несколько шагов вперед и чуть не ушла к мосту через реку – мать вовремя остановила ее.

– Пока собаки нас охраняют, можно не бояться, – сказал Михаил, – но все равно, будьте внимательны.

Они немного прошли вдоль реки, потом он решил, что с детей хватит, и повел их обратно. Дома, когда с детей сняли химзу, они долго не могли успокоиться из-за обилия впечатлений, ошеломленные внезапным расширением границ своего мира. И засыпали старших вопросами:

– А наверху всегда так темно? – интересовалась Наташка, совсем забыв, что рассказывали ей про смену дня и ночи. – А почему собаки такие большие? А мы можем взять их сюда?

– Днем светло, но мы можем не выдержать этого света. Мы уже отвыкли от него, а вы вообще не знаете, что это такое, – устало отвечал Михаил. – Собак здесь держать мы не можем, им будет лучше на воле.

На самом деле у него перед глазами до сих пор стояла картина – бегущий Федор и распластавшийся в прыжке Мальчик.

– А куда течет река? И когда она вся вытечет? Когда в ней кончится вода? – спросила вдруг Ирка.

– Она уже несколько тысяч лет как минимум здесь течет, – улыбнулся Михаил. – И еще долго, наверное, будет течь. Даже когда нас уже не станет. Это же не чашка, чтобы вода из нее могла вытечь.

Он хотел рассказать о зарождении рек, но с ужасом понял, что абсолютно забыл, откуда в недрах земли берется вода. «Вот так поживешь вдали от цивилизации и одичаешь», – усмехнулся он про себя.

– А это большая река? – спросил Максим.

– Нет, чуть дальше она впадает в Москву-реку, которая гораздо больше.

– А мы пойдем туда? – спросил Рустам. Михаил усмехнулся про себя – этот не пропадет. Не успел еще отойти от впечатлений первого похода, как его снова тянет наверх.

– Может быть, когда-нибудь потом, при условии, что вы будете меня слушаться, – сказал он. – Это слишком долгий поход, пока вам в такие рано.

И горько усмехнулся про себя, подумав, что прежде этот долгий поход занял бы у него минут двадцать от силы хорошим шагом. Странное, должно быть, впечатление сложилось у детей о верхнем мире – как о темном, заросшем деревьями овраге, в котором кое-где проглядывают полуразрушенные здания. Ланка еще долго после этого выхода дулась на него, но постепенно вроде бы отошла и забыла о своих тревогах.

А врач присматривался к детям и думал, кто из них может стать ему помощником. Ведь они с Гариком не железные, уже дают знать о себе болезни, ведь здоровье в таких условиях портится куда быстрее. Надо потихоньку воспитывать смену, обучать детей ходить за добычей, отличать нужные вещи от бесполезных. Рустам, пожалуй, подойдет, а Максиму все-таки надо еще чуть-чуть подрасти, – убеждал себя Михаил, в глубине души не желая, чтобы сын рисковал здоровьем на вылазках. Девчонки, конечно, отпадают – погуляли разок, и хватит, может, когда-нибудь потом. Наташка, правда, рвалась наверх опять, и узнав, что ее пока брать не будут, расплакалась – насилу угомонили. А вот Ирка не просилась.

– Понравилось тебе наверху? – спросил Михаил. Она задумчиво покачала головой.

– Слишком широко. Темно. Страшно.

– Когда-нибудь люди снова смогут там жить. Когда радиационный фон снизится. Когда воздух перестанет убивать, – объяснил он недоумевающей девочке.

Та замотала головой.