— Я люблю тебя, — выдохнула она, затрепетав оттого, что наконец-то может в этом признаться.
Грант откинул голову и улыбнулся:
— Так, значит, ты будешь хозяйкой моей усадьбы?
Щеки Джоанны заалели.
— Ты думаешь, это все, что мне нужно?
— Дом тебе полюбился, — поддразнил он.
— Ты совершенно меня не знаешь, если думаешь, что я готова выйти за тебя только потому, что ты его владелец!
Джоанна отвернулась, и Грант примирительно ткнулся ей носом в шею.
— В ярости ты просто неотразима!
— И поэтому ты меня бесишь? — Сжав в ладонях его лицо, Джоанна горячо прошептала: — Если ты меня любишь, я готова жить с тобой где угодно — в лачуге, в хижине, на ранчо, в дешевой квартирке, — пока мы вместе.
Она поцеловала его.
— Если я тебя люблю? И ты еще в этом сомневаешься?
И Грант с жаром принялся доказывать это, так что каждая ее жилка трепетала от малейшего его прикосновения.
Уже гораздо позже Джоанна задала извечный вопрос:
— А когда ты понял, что любишь меня?
— Почти с самого начала я почувствовал, что хочу прикасаться к тебе, целовать тебя, но решил, что меня тянет к тебе просто как к женщине. И потом, я не хотел, чтобы здесь был замешан твой контракт. Но вскоре я почувствовал, что ты вошла в мою плоть и кровь — с этой твоей увлеченностью и восхищением всем и вся и с этой детской способностью удивляться, которую люди, как правило, теряют, и я чертовски скучал по тебе, когда тебя не было рядом. — Он снова поцеловал ее. — До чего я желал вот так целовать тебя! Но всякий раз, когда мне казалось, что мы становимся ближе, между нами возникал Малкольм.
— В его обществе я радовалась только тому, что могу забыть о тебе и Марии…
— Теперь-то я понимаю! Если бы ты знала, что я почувствовал, когда увидел, что ты лежишь на траве, упав в лошади! Какой ужас я испытал при мысли, что ты поранилась или ушиблась! Я хотел признаться, что люблю тебя, но Малкольм так и ходил перед тобой на задних лапках… А потом, когда ты поехала за ним в Лондон, я чуть с ума не сошел от ревности!
— Даже если и так, ты был с ним очень великодушен. Я тобой просто восхищалась.
В глазах Гранта заблестели лукавые огоньки.