— Зубчатые колеса в подвале перекручиваются всякий раз, как лифт останавливается на четвертом этаже, — пожаловался он. — Тот, кто его собирал, вставил оси кое-как. Готов спорить, что лифт не будет работать, как следует, пока я не выдерну весь механизм и не установлю его заново. — Папаша подозвал Серафину взмахом руки. — Но погляди вот сюда. Это интересно.

Он показал ей тонкую металлическую пластину, которая выглядела так, как будто ее не просто сломали, а разорвали на части. Очень странно было видеть разорванным кусок металла. Серафина не представляла, как такое возможно.

— Что это, па? — спросила она.

— Этот маленький держатель должен закреплять на своем месте зубчатое колесо, но каждый раз, когда лифт проезжал вверх или вниз, держатель гнулся вперед-назад, вот так. — Отец пальцами несколько раз согнул и разогнул металлическую пластину. — Металл прочный материал, и поначалу кажется, что его не сломать, верно? Но если постоянно гнуть его туда-сюда, смотри, что получается. Место сгиба размягчается, появляются трещинки и, в конце концов, пластинка ломается. — При этих словах кусочек металла разломился на две части. — Видишь?

Серафина с улыбкой посмотрела на папашу. Иногда ей казалось, что он обладает своими особыми колдовскими силами.

Затем она оглянулась на другой верстак. Где-то между починкой лифта, холодильного шкафа и прочими обязанностями папаша ухитрился выкроить время, чтобы соорудить ей платье из мешковины и обрезков кожи.

— Па, — в ужасе пролепетала Серафина.

— Примерь, — сказал тот.

Папаша был очень горд своим произведением, прочно сшитым с помощью пеньковой веревкой и шила, которым он штопал дыры на своем рабочем кожаном переднике. Ему нравилось думать, что он способен починить или смастерить все что угодно.

Серафина мрачно отошла за полки с запасными деталями, сняла изорванное зеленое платье и натянула творение папаши.

— Прекрасна, как воскресное утро, — бодро заявил папаша, когда она вышла из-за полок, но было очевидно, что вранье дается ему с трудом.

Он отлично понимал, что это одно из самых безобразных и уродливых творений, какое только создавалось когда-либо на земле. Но от него была польза. А для папаши только это и имело значение. Платье было практичным. Оно прикрывало тело Серафины. Под длинными рукавами прятались царапины и следы зубов на руках, а высокий, плотно прилегающий воротник хотя бы отчасти скрывал жуткую рану на шее. Так что благородные дамы на ужине, или веселье, или что там у них будет, не упадут в обморок при виде до полусмерти искусанной Серафины.

— А сейчас садись, — сказал папаша, — я покажу тебе, как правильно вести себя за столом.

Она неуверенно уселась на табурет, который отец поставил перед верстаком. Рабочая поверхность должна была изображать праздничный обеденный стол длиной в сорок футов в Банкетном зале мистера и миссис Вандербильт.

— Выпрямись, девочка, не сутулься, — велел папаша.

Серафина распрямилась.

— Подними голову, не наклоняйся над едой так, как будто ты собралась за нее драться.

Серафина послушно откинула голову.

— Убери локти со стола.

— Я не банджо, па, хватит меня дергать за струны.