Серафина постепенно приходила в себя. Она уже очнулась, но не могла ни открыть глаза, ни пошевельнуться. Она ощущала под собой холодную землю, медленно вдыхала и выдыхала, но не могла произнести ни звука. Ее лицо лежало на земле, и она вдыхала запах сухой хвои и духовых цветов, ощущала землю на языке.

Серафина лежала на боку с закинутой за голову правой рукой, левая была придавлена телом и вывернута под неестественным углом, ноги поджаты. Влажная липкая пыльца перепачкала ей руки и ноги, лицо, но девочка не могла даже отодвинуться.

Было очень тихо, только ветер слабо и печально шуршал в ветвях.

«Неужели я так и умру здесь? — подумала она. — Наверное, да».

И она снова погрузилась во тьму.

— Серафина! — настойчиво прошептал кто-то, словно твердо решил не дать ей потерять последнюю надежду.

Но у голоса не было ни лица, ни тела, он не принадлежал ни Брэдену, ни отцу. И постепенно ветер рассеял ее уверенность в том, что она действительно что-то слышала. Она потеряла сознание, потом снова пришла в себя. Время шло, но Серафина не понимала, сколько она так пролежала, — несколько секунд, минут или, может быть, часов.

В очередной раз открыв глаза, она все так же не сумела приподнять голову. Перед глазами была черная земля и, чуть повыше, железная решетка из толстых прутьев, обмотанная поверху проволочной сеткой. За решеткой виднелась еще одна решетка, а за ней — один из белых лебедей, которых Серафина видела в Билтморской заводи всего несколько ночей назад.

— Серафина! — позвал голос.

Голос доносился из-за лебедя. Она с трудом приподняла голову и с болью в сердце увидела в следующей клетке смуглого мальчишку с длинными, спутанными, темными волосами. Он казался таким маленьким и слабым, что она не узнала бы его, если бы не яростный взгляд карих глаз, говорящий о том, что дух его по-прежнему не сломлен, и что он готов драться, как дикая кошка.

— Смелей, Серафина! — проговорил мальчишка. Голос у него дрогнул от переполняющих его чувств.

Девочка хотела сказать: «Вайса», но едва расслышала собственный слабый и хриплый голос. Она попыталась приподняться, но тут же ударилась головой о железные прутья, прижимающие ее к земле. Бородач заключил ее в клеть, накрывающую могилу, так же, как всех пойманных животных.

Серафина вытянула шею и попыталась увидеть, что происходит снаружи. Неподалеку у костра хозяйничал бородач. При виде него девочка рванулась от страха, но клетка не пускала — сбежать из нее было невозможно. Оранжевое пламя шипело и потрескивало, в небо, кружась, поднимались десятки искр, от костра тянуло дымом.

Старик похаживал вокруг костра, подкидывая хворост и присматривая за котлом. В голове Серафины вертелись обрывки воспоминаний и образов: сова, посох, волкодавы, экипаж, лошади, крысы, койоты. Что все это значило? А бородач все макал и макал посох в котел, напитывая его жуткой силой.

— Что с тобой случилось, Вайса? — шепотом спросила Серафина. — Как ты сюда попал?

— Я должен был спасти львят, — серьезно ответил он.

Серафина представила, как старик напал на них, и как Вайса кинулся в бой, чтобы дать матери и львятам спастись.

Ярость волной прошла по ее телу, придав ей немного сил. Она попыталась повернуться.

Через решетку с другой стороны на нее смотрел волк. Ее старый знакомый, которого она видела на горном склоне. Несмотря на мужественное решение увести стаю в безопасность высокогорья, он так и не успел покинуть лес. Ее сердце сжалось. Она ничем не могла помочь волку, а волк не мог помочь ей.

Разрываемая радостью и отчаянием, она увидела в следующей клетке и Брэдена. Он лежал лицом вниз, вытянувшись по длине мортсейфа, и был похож на труп мальчика, выбравшегося из могилы, но не сумевшего одолеть железную клетку. Несмотря на безжизненный вид и мертвенно-бледное лицо, глаза его были широко распахнуты и смотрели с ужасом и недоумением.