Проснулся я часа за два до рассвета. Мне снились Холли, Дэвид, Стефани и Джейми Койл, но сюжет ускользнул. Я стоял у окон, смотрел на замороженный город и пытался припомнить хоть что-то: голос Холли — умоляющий, смеющийся, жестокий и печальный, прячущиеся в тени глаза, голая спина; сердитый рот Дэвида, пальцы, пощипывающие кожу над кадыком; сжатые на коленях руки Стефани, склонившийся над раковиной Койл; зависшая над ними пелена печали. Я крутил осколки и так и сяк, но цельная картинка никак не собиралась. Натянул джинсы и свитер и открыл ноутбук.

Клэр проснулась в половине десятого и теперь медленно, но методично двигалась по квартире: завтрак, газета, душ. Я продолжал работать с дисками Холли. Клэр мимоходом трепала меня по волосам.

Я успел просмотреть три интервью: девятое, десятое и одиннадцатое, последние, еще не отредактированные варианты. Мужчины на них представали во всей красе, не прикрытые ничем, как и их имена, адреса и места работы. Героя девятого интервью я никогда раньше не видел, но номерами десять и одиннадцать оказались, соответственно, высокий лысый и бледный волосатый типы, записи с которыми я смотрел накануне. Чез Монро был прав: работы Холли становились все экстремальнее. Не мешало бы навестить каждого из этих мужчин.

Нет, как таковых оснований предположить, будто кто-то из «актеров» решил разыскать Холли через несколько месяцев после основных событий, не было. Однако незадачливых любителей жестокого секса могло что-то подтолкнуть — вот ведь Митчелл Фенн тоже отреагировал на толчок. Корчась на сцене театра «Словечко», Вернер клялся всем святым, что шантажировал только Фенна, однако не верить ему было очень легко. Я вздохнул. Сам себе я напоминал утопающего, который хватается за соломинку. Я потянулся за следующим диском, и тут загудел домофон.

У подъезда стоял Дэвид. Брат кутался в казавшееся слишком большим пальто и снова и снова давил кнопку домофона. Я открыл дверь подъезда. Когда Дэвид вышел из лифта, я понял, что он пьян.

Он ступал медленно и осторожно, и, хотя не шатался, было заметно, каких усилий ему это стоит. Под пальто на нем были джинсы и розовая рубашка; судя по виду одежды, он спал в ней, и, возможно, не раз. Небритый, подбородок зарос седой щетиной. Волосы спутанные и всклокоченные. Дэвид прошел в квартиру, обдав меня запахом пота и сигарет. Я посмотрел на часы: всего одиннадцать. Великолепно.

— Есть у тебя апельсиновый сок? — Голос Дэвида был сухим и усталым.

— В холодильнике, — ответил я. Он попытался обслужить себя сам. Я наблюдал. Руки у него дрожали, он не мог сосредоточиться — все равно что смотреть автокатастрофу в замедленной съемке. В конце концов я сам налил ему соку. — Что ты делаешь? — спросил я.

Он рассердился.

— Пью апельсиновый сок… а что, не похоже?

— Что ты делаешь здесь, Дэвид? Почему ты бродишь пьяным в субботу утром?

Он взял стакан, плеснув сок на рубашку. И кажется, не заметил этого.

— Я не пьяный. Я даже не поддатый.

— Вызову-ка я такси. Тебе надо домой.

Дэвид фыркнул.

— Джонни, что мне надо — это не твое дело.

Великолепно.

— Тебе надо поехать домой, — повторил я.