Вообще говоря, общественное мнение в странах Антанты – Великобритании, Франции и России – отнюдь не было подвержено тем милитаристским и шовинистическим настроениям, которые господствовали в германских официальных кругах всех политических направлений.
Все социалистические партии Европы (включая германскую), а также рабочие организации на своих съездах голосовали против войны и за всеобщую забастовку, если «капиталисты» развяжут войну. В России общественное мнение решительно выступало против какой-либо войны. В эти предвоенные годы страна была слишком занята борьбой с «распутинским режимом».
Немцы вдохновлялись информацией о военной, политической и психологической ситуации в потенциально вражеских государствах: все говорило за то, что австро-германская победа более чем вероятна. Но такая вероятность уменьшалась с каждым годом промедления, поскольку военная и психологическая подготовка держав Антанты явно улучшалась с течением времени.
К концу 1913 г. все было готово для первого удара. Требовался лишь подходящий момент. Он настал 15 июня 1914 г.
В тот день прибывший с визитом в австрийскую провинцию Боснию эрцгерцог Франц-Фердинанд и его морганатическая супруга ехали без какого-либо полицейского эскорта по улицам Сараева в открытом автомобиле. Когда они поворачивали за угол, к машине подбежал юноша и выстрелил несколько раз из револьвера, убив обоих… убийца, Гаврила Принцип, входил в «Черную руку» – сербскую ультранационалистическую террористическую организацию[36].
Вся Европа была потрясена и возмущена этим трагическим событием. В правительственных и политических кругах возникла серьезная тревога в связи с тем, что балканский пожар, только что потушенный совместными усилиями великих держав на Лондонской конференции, теперь мог опять вспыхнуть, вновь породив напряженность между ними.
Тревога быстро улеглась. Австрийское правительство поспешило заверить Петербург, что не планирует никаких военных акций. А кайзер Вильгельм II примерно через неделю после убийства эрцгерцога отправился на летние «каникулы» в норвежские фьорды. Отъезд германского императора окончательно убедил Европу, что мир будет сохранен.
Началась обычная политическая дрема летнего сезона. Министры, парламентарии, высокопоставленные военные и правительственные чиновники начали разъезжаться в отпуска. В России никто особенно не волновался из-за трагедии в Сараеве; большинство людей, интересующихся политикой, были слишком поглощены внутренними делами.
Даже в свете наших нынешних знаний трудно себе представить, как произошло, что никто из европейской правящей элиты, исключая заговорщиков в Германии и в Австрии, не понимал, что это благословенное лето – всего лишь затишье перед ужасающей бурей.
В июле, воспользовавшись парламентскими каникулами, президент Французской республики Раймон Пуанкаре и Вивиани, премьер-министр и министр иностранных дел, нанесли официальный визит царю Николаю II, прибыв на французском линкоре. На обратном пути из России они планировали посетить Скандинавские страны.
Встреча (7—10 июля) проходила в Петергофе, летней резиденции царя. Рано утром 7 июля французские гости перешли с линкора, причалившего в Кронштадте, на царскую яхту, которая доставила их в Петергоф. После трех дней переговоров, банкетов и приемов, которые прерывались поездками на регулярные летние маневры гвардейских полков и частей Санкт-Петербургского военного округа, французские гости 10 июля вернулись на свой линкор и отплыли в Скандинавию. Чуть позже в тот же самый день Париж, Санкт-Петербург и Лондон получили уведомление, что австрийское правительство предъявило сербскому правительству ультиматум, условия которого требовалось выполнить в течение 48 часов.
Ультиматум был предъявлен в тот же самый день, когда Пуанкаре отбыл из России, явно не случайно. Франция на несколько дней оставалась без президента, главы кабинета и министра иностранных дел; на своем месте находился лишь заместитель министра, несведущий в международных отношениях. В этот критический момент быстрые и согласованные действия со стороны Франции и России оказались практически невозможными.
Требования, изложенные в ультиматуме, были безусловно неприемлемыми для любого правительства. Ни одна уважающая себя страна не пошла бы на увольнение своих должностных лиц по требованию иностранной державы; ни одно правительство не позволило бы иностранцам под угрозой военной силы устанавливать контроль над своими административными и юридическими институтами; ни одно правительство не стало бы извиняться за преступные действия, в которых не было замешано, то есть признавать справедливость ложных обвинений в своем соучастии или попустительстве. Даже австрийский барон фон Визнер, направленный в Сараево на расследование покушения, 2 июля сообщил австрийскому правительству, что он не нашел никаких свидетельств о причастности сербского правительства к убийству.
Как только российское правительство узнало об ультиматуме, оно посоветовало Сербии уступить по всем требованиям, кроме тех, что нарушали фундаментальные права суверенного государства. Именно так сербское правительство и поступило в своем ответе на ноту от 10 июля.
Ответ Белграда в Вене сочли неудовлетворительным, и с этого момента Австрия и Сербия оказались в состоянии войны. 15 июля австрийцы подвергли Белград обстрелу.
В тот же день лорд Грей высказался за немедленный созыв конференции великих держав, но австрийцы отказались обсуждать с Греем вопрос австро-сербских отношений – вопрос, затрагивавший их национальную гордость. Берлин поддержал их в этом решении.
Все попытки русского правительства посредством прямых переговоров с австрийцами убедить их найти мирное решение и изменить условия ультиматума решительно отвергались. Тем временем немецкие агенты в Западной Европе старались убедить общественное мнение, будто сербское правительство ответило отказом на справедливые требования Австрии под давлением агрессивного Петербурга. Эту версию с готовностью подхватили пацифистские и прогерманские круги в Великобритании и Франции, уверенные, что Россия – главная виновница всех международных интриг, угрожающих миру в Европе.
В наши дни бессмысленно опровергать эту нелепую идею и доказывать, что Первая мировая война была вызвана вовсе не провокационной «преждевременной мобилизацией» Русской армии. Даже летом 1917 г, в разгар сражений на Русском фронте, Хаазе, независимый социал-демократ левого толка, сделал в рейхстаге официальное заявление, за которое бы подлежал суду как изменник, если бы оно оказалось ложным. Хаазе утверждал, что 22 июня 1914 г., через неделю после убийства эрцгерцога, кайзер Вильгельм провел секретное совещание высокопоставленных лиц из австрийского и германского правительства и армий. На этом совещании было решено использовать сараевскую трагедию как предлог для превентивной войны против Антанты и соответственно был разработан генеральный план действий. Вполне очевидно, что первую часть плана предстояло выполнять одной Австрии без какого-либо вмешательства Германии, чтобы не возбудить у Англии или России никаких подозрений. Следует отметить, что такая стратегическая уловка – отъезд кайзера на «каникулы» – отлично удалась. Пока будущие противники ничего не подозревали, Германия получила три недели форы, чтобы подготовиться к неожиданному нападению.
Зная, что всеевропейская война между двумя группировками держав неизбежна, зная, что у Великобритании есть флот, но – в тот момент – не было армии, зная, что континентальные союзники Великобритании поспешно реорганизуют и перевооружают свои войска, но еще не готовы к войне, зная, что в 1914 г. Россия была уже не Россией 1904 г, а страной с хорошо развитой промышленностью, включая военную, а также зная, что через два-три года Франция и Россия завершат подготовку и их военная мощь может превзойти германскую, – зная все это, немцы избрали единственно возможный, по их мнению, путь – застать плохо подготовленных врагов врасплох.
Могла ли Россия, совершенно неготовая к столкновению с Германией и по опыту 1908 г. знавшая, что Австрию поддерживает Германия, действительно спровоцировать кайзера на войну? Разумеется, нет. Документы о том, как была развязана война, опубликованные в 1915 г. петроградским правительством в «Белой книге», полностью исключают такую возможность. На первом военном совете по австро-сербскому конфликту, проведенном царем за день до бомбардировки Белграда, было решено на следующий день, 13 июля, объявить меры предосторожности, а если ситуация будет ухудшаться, начать