— Ты действительно мне понравился, — продолжила Лавиния как можно мягче. — Правда, по-своему, но понравился, однако чувства, которые я питала к Вителлию, были гораздо глубже, и когда он… Катон?

Катон, медленно наматывая повязку на руку, не слушал.

— Катон? В чем дело?

— Б… е… л… — произносил юноша по мере того, как знаки, начертанные на ткани, подверстывались друг к другу, — л… о… н… и… й. Беллоний.

Беллоний. Катон нахмурился, потом вспомнил вождей племен, которые были официально представлены Клавдию в начале утренней церемонии. Вскочив, он огляделся по сторонам и бросился к тянувшейся вдоль линии скамей ограде. Лавиния изумленно смотрела ему вслед. Быстро размотав повязку с руки, Катон начал осторожно наматывать ее на горизонтальную жердь, приглаживая и выравнивая по мере того, как читал послание дальше.

— Катон? Что ты делаешь?

— Спасаю жизнь императору! — возбужденно ответил он, продолжая процесс. — Помоги!

Лавиния наблюдала за Катоном со смесью недоумения и раздражения. Потом, встряхнув головой, пригнулась и принялась ему помогать, наматывая повязку дальше. Выравнивая ее, чтобы знаки складывались в слова, девушка, опережая того, кому помогала, читала написанное и хмурилась, гадая, что тут могло привести Катона в такое возбуждение. И тут ей на глаза попалось римское имя.

— О нет! — выдохнула девушка.

— Что такое?

— Ничего, — ответила Лавиния, хотя ей не удалось скрыть дрожь в голосе.

Катон отстранил ее и склонился над текстом, но прежде, чем успел отыскать так встревожившее девушку место, почувствовал движение и, вскинув голову, увидел, что она замахивается на него поднятым с земли большим круглым камнем.

Наклониться и подставить руку он не успел. Удар по голове вызвал ослепительную белую вспышку, сменившуюся кромешной тьмой беспамятства.