Книги

Римский орел. Орел-завоеватель

22
18
20
22
24
26
28
30

— О чем ты говоришь? — с опаской спросила Лавиния.

— Не знаю в точности, — холодно и с достоинством ответил Катон. — Но я думал, может быть, тебе захочется сообщить мне, что в твоей жизни появился новый мужчина.

— Новый мужчина?

— Прости. Мне следовало сказать, что в твою жизнь вернулся прежний возлюбленный.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Неужели? Я бы предположил, что твои маленькие встречи с трибуном Вителлием должны быть тебе более памятны. Уверен, он бы обиделся, узнав, что ты забываешь о нем, едва высвободившись из его объятий.

Охваченный яростью, Катон вскинулся и, чтобы не ударить Лавинию, сунул руку за пазуху, где его пальцы впились в спрятанную там повязку, о которой он уже и не помнил. Вытащив повязку, юноша тупо уставился на нее. Лавиния проследила за его взглядом и слегка отстранилась, отчего расстояние между ними сделалось еще больше.

— Ладно, Катон. Раз уж ты настаиваешь, я расскажу тебе обо всем.

— Буду счастлив послушать.

Она проигнорировала его сарказм, с холодным спокойствием выдержала горящий гневом взгляд и продолжила:

— С Вителлием я познакомилась гораздо раньше, чем с тобой, но любовниками мы стали не сразу. Он мне очень нравился, но поначалу не обращал на меня внимания. Правда, потом мы все же стали встречаться, и все бы хорошо, но этот идиот Плиний застукал нас и все испортил. Ну а потом я встретила тебя.

— И сочла подходящим, чтобы меня использовать.

— Думай как хочешь, Катон, — пожала плечами Лавиния. — В то время я чувствовала себя очень одинокой и уязвимой. Мне нужна была чья-то поддержка, и, когда стало ясно, что ты увлекся мной, я за тебя ухватилась.

— Ах, какая трогательная история.

— А ты не можешь обойтись без колкостей? Неужто ты думаешь, будто таким способом можно вернуть любовь?!

— Уже не думаю.

— Так никакой любви между нами и не было. Ты представить себе не можешь, как мне надоело изображать перед тобой наивную, безграмотную рабыню.

— Причем изображать не слишком удачно. В твоей речи то и дело проскальзывало нечто литературное. Не иначе как от трибунов своих нахваталась.

— Катон! Перестань язвить!

Они сердито уставились друг на друга. Катон отвел глаза первым, и тут его взгляд упал на повязку. Юноша застыл.