Пули двенадцатого калибра высекли искры на блистере кабины, и бот, уже приготовившийся к высадке, повело в сторону. Пробить бронированное остекление не получилось бы и из пушки, больше сработал эффект неожиданности: десант горохом посыпался на землю. Оглянувшись, Иван увидел перекошенное от злобы лицо Смита. Великан, отстреляв магазин, взял винтовку наперевес и длинными скачками понесся по склону холма вниз.

«Куда?!» – хотел было крикнуть Прошин, успел подумать, что надо бы и самому стрельнуть, что ли, но тут их окружили фигуры в серебристых скафандрах, в шлемах, с оружием в руках. Повинуясь требовательному жесту одного из десантников, Прошин, чувствуя себя дурак дураком, снял оружие через голову и медленно положил на камни. Второй бот неторопливо снялся с места и двинулся вслед Смиту. Прошин видел, как верзилу догнали возле самого обрыва, эти… в скафандрах… попытались было взять Смита в кольцо, но верзила просто расшвырял нападавших, как кутят. Встал, будто на стрельбище, вскинул винтовку.

Один из десантников отошел на пару шагов. Поднял оружие, повел стволом – там, внизу, Смит отчаянно палил в брюхо разворачивающегося над ним летательного аппарата. Простучала очередь, на срезе ствола заплясал огонек, и Смит вдруг оступился, вскинул руки и исчез за краем обрыва.

Отвоевались.

Не то чтобы все они испытывали какие-то сильные чувства друг к другу а все же за время нелегкого, хоть и короткого пути они именно что привыкли вот так, впятером, тянуть каждый свою лямку, и Джон Смит, верзила, по умолчанию считавшийся в отряде за командира, вполне соответствовал своей должности: припасов он волок за троих, шагал также за троих, вытягивая за собой Арамчика, подбадривая профессора и покрикивая на его дочь… ну, и кушал он за троих тоже.

Арам вскрикнул и спрятал лицо в куртке профессора, оцепенело смотрящего перед собой. Прошин сжал кулаки, не в силах отвести глаз. Дженни крепко-крепко зажмурила глаза, и из-под плотно сжатых век вдруг покатились слезы. До сих пор они все-таки воспринимали свое вынужденное путешествие как некую прогулку, экспедицию, пусть и в экстремальных условиях. Плохо верилось, что таким образом они спасают свои жизни, и сейчас именно так, наглядно и жестоко, им показали, насколько все серьезно. Жаль только, урок запоздал.

Дальнейшее Иван помнил плохо. Их затолкали в летательный аппарат, несильно, но настойчиво подталкивая в спину, Прошину стянули руки пластиковыми наручниками, семейство Джангулянов оставили как есть, только дюжие парни в камуфляже зажали профессора с детьми между собой. Боты поднялись, развернулись, и тут началась самая настоящая снежная буря: ветер бросал снежные хлопья, норовя перевернуть пляшущие под его порывами машины, так, что операторы рекомендовали остаться и переждать непогоду. На счастье, неподалеку нашлось убежище: законсервированный метеорологический пост в пяти километрах к западу. После недолгой болтанки в воздухе боты сели прямо возле входа в одноэтажное длинное здание. Дверь, закрытую на замок и опечатанную, вышибли с одного удара, десантники быстро обошли весь дом, нашли источник энергии – небольшой дизель-генератор, – и вскоре лампочки на потолке замерцали тусклым светом, озарив помещения, забитые разномастной аппаратурой и заставленные казенной мебелью.

После этого «позаботились» о пленниках: профессора с детьми запихнули в какую-то комнатушку, определив под охрану двух громил, Прошина же, протащив по длинному коридору с рядами пластиковых дверей, завели в большое помещение, заставленное столами и стульями. Там Ивана и оставили, посадив на неудобный стул посреди комнаты, оставив скованными руки.

Хлопнула дверь, Иван остался один. Прошин подергал руками, пытаясь не то снять, не то ослабить наручники – напрасно, пластиковая нить только врезалась в кожу, причиняя резкую боль. Прошин оглядел помещение. Его оставили в темноте, и при слабом свете из окон, забранных решетками с толстыми прутьями, были видны только столы, стулья да кафедра, перед которой Прошина усадили конвоиры.

Иван скрючился за столом и спрятал лицо в ладонях. Потянулись минуты.

За стенами комнаты кто-то ходил, что-то протащили, хлопнув дверью по соседству. В какой-то момент Прошину почудился запах горячей пищи, и Иван сглотнул набежавшую слюну. «Все-таки несерьезный я человек, – подумал Прошин. – Нас взяли в плен, Смита убили, а я тут слюни пускаю, о еде думаю…»

У двери щелкнул выключатель. Иван отнял руки от лица. Залитый светом вечных ламп (одна помаргивала), напротив Ивана стоял здоровенный детина, стоял, молча рассматривал Прошина, и что у него было на уме при этом…

Пытать будут?..

Боевой скафандр космического десанта с выключенной фототропной маскировкой поблескивал броней. Черные буркалы визиров шлема сверлили Прошина: так должен был выглядеть киборг-убийца из старых дурацких фильмов. Киборг поднял руку. Иван непроизвольно дернулся. Он был полностью во власти своего страха, полностью во власти этого убийцы.

Десантник что-то нажал на скафандре. Снял шлем. На Прошина смотрел молодой, может быть немного старше Ивана, молодой человек, и под его взглядом Иван вспомнил, что три дня не брился, что всю дорогу ел наспех возле костра, для которого долго не получалось найти сухие дрова, и дым от сырых веток выедал глаза. Стоявший перед ним молодой человек был чисто выбрит, подстрижен, скафандр сидел на нем что твой смокинг, вдобавок сквозь ядреный аромат, издаваемый пленником, нет-нет да пробивался слабый запах хорошего парфюма.

Прошин опустил глаза и принялся разглядывать столешницу.

– Вы зачем детей с собой потащили? – внезапно спросил десантник.

Прошину пришлось сделать усилие, чтобы поднять голову и встретить его взгляд.

– От вас спасались, – в горле застрял комок, ответ вышел хриплый, неубедительный, и ему пришлось, откашлявшись, повторить сказанное.

– Они спасались, – иронией, прозвучавшей в голосе, можно было отравиться, – а вы знаете, что гон у крысоедов сейчас в самом разгаре?