Разъяснить Кельвару причину, по которой мы с Алариэль едем на одном волке, было чрезвычайно трудно. Но не невозможно. Фенрир не объезжен и не приучен к седлу. На это должно уйти прилично времени, поэтому мой варг шёл рядом, навьюченный сумками, освобождая от этой ноши волка Эли. Все лошади, что были в Блоррохе достались берсеркам, а кому не хватило — тот понуро шёл пешком.

Вначале ведунья вполне справлялась с задачей и вела волка сама. Держалась в седле уверенно и даже не морщилась от боли. Но потом, когда солнце скрылось за горизонтом, силы ее иссякли, и она тайком передала мне поводья. Ещё через час я почувствовал, как она обессиленно облокотилась мне на грудь и уснула. Покрепче обхватил ее руками, придерживая на ухабах, спусках и подъемах.

Сквозь тёмную ночь Кельвар упрямо шёл вперёд, словно весть о скорой славе ослепила его. Он хотел как можно быстрее добраться до первого значимого укрепления и окропить землю чужой кровью. Его желание разделяли многие. Но разумно ли загонять животных и людей перед важной битвой?

Это-то ему и разжёвывал Бруни.

Благо слова южанина достигли цели и мы остановились на привал. Разбили всего два небольших шатра: один для Кельвара, другой для женщин, что были взяты хлопотать по хозяйству. Остальные воины спали на улице у костра.

После ужина женщины скрылись в своих палатах, оставляя воинов одних. Проводил взглядом фигуру ведуньи, тайком радуясь, что она вошла не в шатёр ярла.

— Если женщина по душе, то одних взглядов мало, — поучительно изрёк Бруни, хлопнув меня по плечу.

Я вернулся к пергаменту и чернилам, прихваченным с собой, и продолжил наносить контуры будущей карты.

— Не понимаю о чем ты.

— Нет? Я думал, ты сообразительнее, — усмехнулся воин и затянул песню на южном диалекте. Этот мотив подхватили остальные, развеивая тишину звёздной ночи.

Заунывная она получилась какая-то, пусть и красивая. Мелодичная.

Бруни, мастерски вытянув последнюю высокую ноту, подкинул в костёр дров и заговорил.

— Припев переводится так:

И пусть свиреп ты и силён, как зверь;

Не станет чёрствым сердце от потерь,

Лишь если дома ждет тебя,

Подруга верная твоя.

Теперь мне стало ясно отчего берсерки приуныли, призадумались. Вспоминают.

— А ты оказался романтиком, Твердолобый Бруни, — хмыкнул я, — не ожидал.

— Не зарывайся, — предупредил южанин, задумчиво оглаживая бороду ладонью. — Была у меня одна пташка… осталась на юге в Бергене. Обещала ждать.