Потом обратился к Хасану:

— А тебя как зовут?

— Хасан.

— Хорошо, ты, Хасан, будешь пасти баранов и коз. Пойдешь вместе с Аиссой, он тебе покажет. Скотина вся должна быть на месте. Я не потерплю, чтобы она пропадала. Не потерплю, чтобы она забредала на чужие поля да и на наши тоже. Если кто-нибудь пожалуется, вам несдобровать. Ясно?

И он снова принялся за работу. Руки у него были большие, мозолистые. Он как раз заканчивал мастерить плуг. Ему осталось подточить его и приладить ручку.

Хасану не понравился Аисса. Одна мысль о том, что ему весь день придется провести с этим мальчиком, выводила его из себя. К тому же здешние крестьяне напомнили ему отца с матерью.

«Что-то она теперь делает? — думал Хасан о матери. — Все еще плачет? А кто вспашет нам землю? Брат, должно быть, сейчас дома».

Послышался призыв муэдзина к послеполуденной молитве. Аисса подтолкнул его локтем. Крестьяне поднялись и пошли делать омовение. А мальчики повели каждый свое стадо. Они пересекли деревню, следуя по дороге, окаймленной кактусами, навстречу им попалось несколько женщин, которые шли к роднику с кувшинами — одни несли их на голове, другие за спиной, — они принялись судачить о Хасане. Сразу за деревней начинались густые заросли леса. Вся деревенская скотина стекалась к одному и тому же месту. Пастухи сговорились между собой поближе познакомиться с Хасаном. Козы забрались в лес, стали карабкаться на дикие оливковые деревья. Быки едва тащились с ревом. Особо норовистый бык прошел, петляя, наперерез всем. А пастухи тем временем собрались у водоема под цератонией. Разглядев новенького, они стали задирать его, и дело кончилось всеобщей потасовкой. Дрались все, хватая друг друга за ноги, за полы одежды, царапаясь, кусаясь. Кто-то закричал:

— Не кусайся! Вот собака, чуть палец не откусил!

Вдруг послышался какой-то шум, заблеяли козы, бараны испуганно всполошились. Увидев шакала, набросившегося на свою добычу, ребятишки завопили во весь голос:

— Шакал, шакал! Давай сюда, ай, ай, шакал!

Шакал в панике бросился в чащу. Подойдя поближе, пастухи увидели, что у одной из овец Хасана перекушена шея и она едва дышит. Оба мальчика посмотрели друг на друга с укором. Каждый из них винил в случившемся другого. Аисса прирезал овцу, которая уже почти не шевелилась. У Хасана один глаз был подбит. С наступлением темноты они погнали стада домой. Хасан один загонял свое стадо, а потом убежал и спрятался в саду. Аисса взвалил овцу на осла. Вместе с управляющим они стали искать Хасана, громко кричали, звали его, и только когда зажгли два пучка соломы, увидели Хасана, прислонившегося к смоковнице. Он плакал от страха. Управляющий схватил мальчика за руку и тряхнул так, что у того кости затрещали.

— Чего ты прячешься? — спросил он. — Почему не идешь в дом? Я знаю, что ты не виноват.

Мальчик, успокоившись, покорно пошел за ним, повторяя:

— Я не виноват, дядя, я не виноват, клянусь тебе.

— Что было, то было, — сказал в ответ управляющий.

Лалла ждала их у порога. Она взяла Хасана за руку, погладила его по волосам, вытерла глаза.

— Я твоя тетя, — говорила она, — знай, что я твоя тетя.

И стала распутывать нити какой-то замысловатой родословной.

Потом, обняв его, взглянула на распухший глаз.