Не ощущала ли Портия некую скрытую, запретную дрожь, когда надменная, самовлюбленная, превосходившая ее красотой Оливия оказалась изуродованной? Не было ли это источником чувства вины? И не ведет ли чувство вины по отношению к кому-либо к возникновению ненависти к этому же человеку? Психоз высшей степени, а может быть, и правда.
И не влекло ли ее к Роману частично из мести? Мести Оливии? Из всех мужчин, с которыми Оливия скверно обошлась, Роман казался единственным, кто ближе всех подошел к тому, чтобы пробудить в ней подлинное чувство. Если женщина стремится отомстить сопернице, похитив у нее мужчину, то из всего, что смогла найти Портия, Роман лучше всего походил на того, кого можно было назвать «мужчиной Оливии».
И по мере того, как лед Романа таял, Портии это удавалось все лучше.
То ужасное воскресенье. Какой идиоткой она была. Как могло прийти в голову, что сдержанность мужчины можно разрушить, предлагая ему бледное подобие былой любви? То, что она прибегла к такой глупости, в какой-то мере показывало, сколь глубоко коренилось в ней ощущение, что она вечно пребывает в тени Оливии.
От пациента к возможному любовнику, а затем к старшему брату — это уже некоторый прогресс. Если бы она могла дать этому развиваться дальше — к любовнику, может быть?
Кто-то же был любовницей Романа? В этом Портия не сомневалась. Она все еще придерживалась своего раннего диагноза, согласно которому только в нежных, но страстных руках некой счастливицы Роман смог бы избавиться от дьявольских чар Оливии, завладевшей им.
Он нашел избавление, следовательно, существовала и женщина. Но ею была не она. Это была не та, которая должна была бы находиться на этом месте. Не Портия являлась той женщиной.
Она была рада за него. Конечно, она радовалась. Но Портия смогла бы лучше другой извлечь те ядовитые стрелы, которые Оливия оставила в сердце Романа. Она могла бы сделать это лучше любой иной женщины. В этом Портия была уверена.
Свой шанс она упустила. Другого, возможно, никогда и не представится. И все же, если он когда-либо появится, она будет рядом, чтобы не упустить его.
Все были заняты тем, что двигали огромный холодильник, когда посыльный шерифа привез судебный приказ.
«Запрещается продолжение противоправной деятельности», — гласил он. В нем также говорилось о предстоящих слушаниях, на которых должны быть представлены доказательства.
— Что это означает? — обратился Роман к Портии.
— Моя дорогая сестрица. Она заставила Дэрнинга заполучить судебный запрет. По ее словам, наш ресторан представляет собой копию принадлежащего ей. Она обвиняет нас в «нарушении ее прав».
— У нее получится?
— Если бы это было так, то у нее могло бы получиться. В конечном итоге мы, возможно, выиграем.
— В конечном итоге?
— Такие вещи иногда тянутся годами. Могут потребоваться заключения специалистов и всякая тому подобная чепуха. Не так уж мы похожи на ее ресторан, чтобы она выиграла. Уверена, Дэрнинг ей об этом говорил.
— Тогда почему же она начинает?
— Расходы и время. Она способна раздеть нас до нитки. Мы можем остаться без денег, а у нее их много. Если бы ей удалось остановить нас на достаточно долгое время, она, возможно, нашла бы собственное место в Драммондвилле. Она может помешать нам открыться первыми. Тогда у нас не будет возможности конкурировать. Для двоих город слишком мал. Словом, она способна причинить нам ущерб и ободрать нас как липку.
— Так мы не можем выиграть? Даже если мы правы, она окажется победительницей? И это справедливость?