Если он пойдет, то станет ли умолять ее? Он не знал. Для Джорджио Роман сделал бы все, но одна лишь мысль испытать на себе…

Он будет с ней в одной комнате…

Они будут дышать одним воздухом…

Это пугало. Возможно, там будет ее адвокат и они не останутся один на один, но и тогда… Роман увидит ее лицо, столкнется с тем, что он с ней сделал. Это подольет масла в огонь его ночных кошмаров, где ослепительно красивая справа Оливия поворачивается к нему…

Он обязан идти. Он пойдет. Он должен идти и пойдет.

Роман позвонил Ли в «Домино» и наговорил автоответчику свои извинения. Если бы трубку взял даже сам Ли, то Роман, скорее всего, все-таки отпросился бы с работы. Он терял свой автомобиль, не так ли? Он уже решил, что от Оливии сразу же отправится к Фелис. Все надо уладить в один день. Денег на бензин, чтобы добраться туда, и на автобусный билет обратно у него хватит, и еще останется три доллара семьдесят центов на непредвиденные расходы и чтобы продержаться, пока не найдет другой работы, где не требуется машина.

Он позвонил Фелис, дабы сообщить, что придет. И был вынужден наговорить все это автоответчику.

В подъезде небоскреба, где жила Оливия, стоял охранник. Он взглянул на джинсы и лучшую клетчатую рубашку Романа тем взглядом, каким охранники обычно окидывали Романа, когда он доставлял пиццу Несколько удивившись, что Роман ничего не нес, охранник сопроводил его к лифтам, объяснил, как попасть в апартаменты Оливии и дождался, пока двери лифта закроются.

Людям такого сорта не дозволено выполнять задания такого уровня без сопровождения.

Роман представил себе, как охранник следит за указателем этажей лифта, на случай, если он вдруг остановится на каком-нибудь другом этаже.

Двери раскрылись. Холл отсутствовал. Роман сразу же оказался в новой квартире Оливии. Видимо, она занимала целый этаж. Он был в гостиной, где находились два дивана и два кресла. Свободного места оставалось еще столько, что хватило бы для танцев Фред Эстер и Джинджерс Роджерс.

Оливия сидела около пылающего камина, хотя на улице было тепло. «Вот что делают богачи, — подумал Роман, — включают кондиционер и растапливают камин».

Оливия была в белом шелке. Струящееся белое платье ниспадало на такие же белые брюки. Обвинением Роману смотрелась стоящая подле ее кресла элегантная белая трость с серебряным набалдашником и острым концом.

Оливия не отрываясь смотрела на пламя, пошевеливая поленья специальным длинным медным прутом. Видимо, она пребывала в одиночестве.

Затем она повернулась к нему.

Роман сжал кулаки. Сейчас он увидит ее лицо — впервые с тех пор, как влажными, изорванными лоскутами оно, излучая жар, прижалось к нему. Сейчас он увидит.

Но не увидел.

Волосы правее пробора, свободно спадающие назад, были короче, чем раньше, но все же касались плеч. Слева они были зачесаны вперед и делили лицо надвое. Одна половина — прекрасна, другая — полностью скрыта.

— Сядь туда, — сказала она, показывая прутом на кресло напротив.

Роман молча подчинился.