«Не возродятся! Не хочу! Меня сейчас отвезут на живодерню и скормят кусками каннибалам. Не возрожусь после этого!»

Он медленно, со стоном перекатился на живот, левую руку с протезом в перчатке завел на спину, а правую сунул под ремень на животе, выхватил пистолет и, глядя с пола прямо в голубые добродушные глаза копа, выстрелил ему дважды в грудь — повыше нашивок за беспорочную службу, пониже металлической бирки с именем «Карл Келлер».

Тишина. Даже дребезжащие динамики информации по аэропорту смолкли. Только тонкий визгливый подхлест воздушных порывов за стеклянной стеной — видно, ураган «Лиззи» подошел вплотную, может быть, барышня Лиззи хотела тоже поглазеть на подстреленного копа.

Карл Келлер не упал — он оседал, как взорванная башня, стекал на пол медленно своими необъятными телесами. И глаз не закрывал, а смотрел удивленно на этого мятого оборванца, который так ловко его провел, и правая рука бессильно дергалась к кобуре — завод в игрушке кончился. Хэнк суматошно думал, что коп настолько был в своей силе и праве, что даже не расстегнул кобуру.

Потом он все-таки залег, и Хэнк обратил внимание, что на полицейском были не форменные нормальные ботинки, а ковбойские полусапожки со стальной обивкой по носку и каблуку. Садист, сука. Толстожопый пижон.

Хэнк с мукой поднялся — «он мне или яйца разбил, или уретру разорвал».

Отряхнулся, накинул мешок на плечо — не судьба, наверное, попользовать до конца армейский проездной билет до Лос-Анджелеса. Наклонился над еще живым Келлером, сказал негромко:

— Если бы Волк не приставал к Красной Шапочке, он бы до сих пор гулял по лесу…

И пошел к выходу из аэропорта.

Вот тут, как скорбный набат по героически павшему копу, грянул гром, расколовший небо и затрясший стены аэропорта. Ураган «Лиззи» накрыл город.

Разделил свет и тьму. День утонул в черном мраке, и по стеклам фасадов помчались водопады…

Хэнк шел через расступающуюся толпу, и никто не пошевелился, шага не ступил, чтобы попытаться его задержать. Он неуверенно, враскоряку, медленно брел через тот бесконечный коридор, по которому дохлый коп предлагал ему сходить на улицу перекурить, но выяснилось, что коридор кончается не за горизонтом, а в водяной прорве у выхода, водовороте, скручивающем тучи, пальмы, бурлящие лужи в мощный мокрый поток, в который Хэнк нырнул, как в океан.

Желтый железный ковчег в волнах всемирного потопа. Хэнк вполз в него, один за всех чистых и нечистых, протянул лохматому мексикаке Ною стольник и посоветовал:

— Пошел… Очень быстро… — И только тут увидел, что пистолет держит в руке.

Желтый ковчег стартовал, как торпедный катер. В огромном пенном буруне скатился с аэропортовского пандуса, выскочил на хайвей и превратился в подводную лодку.

Ковчег плыл через стоячий водопад. Сквозь дрожащую водяную стену, изморщенную шквальным ветром, тускло мигали где-то вверху желто-красно-зеленые огни бесполезных маяков светофоров.

По радио орали жестокими и испуганными голосами приказы о движении на автострадах и эвакуации из зоны затопления.

«Мой праведный мексикака Ной везет меня из Атлантиды на гору Арарат, — думал Хэнк. — Ураганная подруга Лиззи, спаси и выведи меня отсюда…»

— Не можешь быстрее?.. — спросил он таксиста.

— Нет смысла… Зальем мотор — останемся тут навсегда…