— А то! — возмущенно пожал плечами Васенко. — Сегодня день большой! Прошлепал нам Господь своей небесной печаткой судьбу — приговорчик, так сказать, на будущий год. Все там про наши успехи и промахи уже определено…

— Это только евреев касается, — заметил Монька. — Это нам Господь утвердил судьбу на год — погибать или радоваться…

Пашка дурашливо выпучил глаза и сказал тихо, будто секрет доверил:

— Я вам, Эммануил Семеныч, так скажу: давным-давно, на заре человечества, все люди были евреями. Потом многие оставили это занятие. Остались только упертые…

— Слава Богу! — засмеялся Монька. — Ты можешь представить себе этот ужас — мир населен одними евреями?

Васенко осторожно заметил:

— Ну, ужас — не ужас, но ситуация, конечно, стала бы критической. Пришлось бы вызывать инопланетян — антисемитов.

— Ладно, обойдемся наличными силами. Докладывай, что происходит на территории.

— Есть проблема. Требуется ваше решение в принципе, — сразу посерьезнел Васенко.

У него была гибкая пластика настоящего шпиона — лицедея по профессии и призванию, и он трансформировался в разговоре мгновенно, как вода, занимающая предложенную в этом объеме любую форму. Наверное, он и был хорошим шпионом, раньше, когда служил старшим офицером венской резидентуры Разведупра. А вот гляди ж ты, домой, на родину возвращаться не захотел, при Моньке оказалось служить теплее и сытнее.

— По договоренности с епископом Витбергом мы разместили деньги католической курии Милана в финансирование четырех веселых домов — два в Вене, в Граце и в Инсбруке. Бардаки в оздоровительных комплексах. Телки — наши, привозные из отчизны…

— Зачем ты мне это все мусолишь? — спросил, как сплюнул, Монька. — Я что, не знаю этого?

— Естественно, Эммануил Семеныч! Я для объемной стереоскопичности вопроса… — поднырнул Васенко. — У нас там серьезные потери…

— Как это? — вздыбился Монька.

— Большой наезд. Поляки-бандиты блокируют, варшавская бригада. Их здешняя полиция отмазывает, нашли ходы эти ляхи сраные к нашим бескорыстным колбасникам.

— Не понимаю, — зло мотнул тяжелой башкой Монька. — Ты, ты! Ты не можешь разобраться с шайкой варшавских босяков? Ты говорил с ними?

«Мерседес» с мягким рокочущим гулом шел по брусчатке набережной Дуная. Васенко оглянулся, посмотрел в заднее стекло, оценил, не отстает ли от них машина сопровождения с охраной, потом медленно сказал:

— Нет, конечно, Эммануил Семеныч… С ними говорить нельзя. Они — отморозки. Я не хотел, чтобы они знали, кому принадлежат веселые дома. Мы не можем допустить разборки, скандала, газетных воплей — у нас на руках миллионы шиллингов миланских католиков. И они нам еще понадобятся…

— Предложение?

— Их гасить надо. И срочно.