• меньшинство – христиане;
•? процентов – мусульмане;
•? процентов – агностики;
•? процентов придерживаются других убеждений?
Статьи, написанные об AES, часто затрагивают твои или мои личные религиозные [убеждения] или другие важные философские основы нашего подхода к жизни (например, защита окружающей среды). Меня беспокоит, что некоторые люди могут принять эти личные убеждения за наши корпоративные ценности и принципы. Не мог бы ты найти способ это разъяснить?
Спасибо за лестный отзыв о моей речи: «Сегодня воскресенье, но скоро наступит понедельник!» Но почему у тебя не нашлось более легкого вопроса? Ты прав: мы живем в мире плюрализма, и наша компания в значительной степени его отражение. У нас представлено широкое разнообразие «мировоззрений», «систем убеждений», «верований» – кто как называет. У нас работают христиане различных течений, индусы, коммунисты, иудеи, мусульмане, светские гуманисты (как эгоистичные, так и щедрые), пантеисты, атеисты, буддисты, защитники окружающей среды, капиталисты и другие.
У многих в систему убеждений входят элементы разных взглядов. Не думаю, что важно процентное соотношение. Все точки зрения заслуживают внимания и анализа. Это вроде рынка идей. Там, где конфликтуют различные системы, мы как компания должны делать выбор. К счастью для наших задач, они вступают в конфликт нечасто.
Мы решили не заострять внимание на конфликтах, потому что общие ценности и принципы AES в значительной мере связаны одновременно со многими великими философскими течениями. Мы не задумывали их такими, это получилось само собой. Вот почему столько христиан, мусульман, капиталистов, защитников окружающей среды и гуманистов чувствуют себя довольно комфортно с основополагающими ценностями, которые формируют компанию. Это не значит, что мы принимаем все аспекты каждой системы убеждений, это значит, что многое из того, во что мы верим, не противоречит большинству этих философий.
У нас, разумеется, есть и критики, и те, кому некомфортно работать с нашими корпоративными убеждениями, в том числе некоторые христиане, некоторые левые и некоторые правые, консервативные капиталисты, неистовые защитники окружающей среды, ортодоксальные социалисты/коммунисты, сторонники элитизма и многие другие.
Я считаю, мы боремся за то, чтобы наши личные убеждения прижились на месте встречи, которое мы называем AES. Пожалуй, не полезно, да и не нужно клеить на идеи ярлыки «христианская», «буддистская», «экологическая», «гуманистическая», «научно обоснованная». Иногда наши личные убеждения вписываются в общую для всех область, иногда нет. Это строгий и стимулирующий процесс. Идеи следует принимать или отвергать, исходя не из того, что по сути они христианские, научно обоснованные или природоохранные, а из того, какую пользу они принесут AES.
Я не пытаюсь оправдать продвигаемую мной идею тем, что она «христианская» или согласуется с моими религиозными взглядами. Конечно, вряд ли я буду поддерживать ценности и линии поведения, которые не совпадают с моим мировоззрением и этими взглядами. Я считаю, что в этом суть порядочности, что так и надо поступать. Когда меня спрашивают об основе моих убеждений, я отвечаю прямо и откровенно. И я даю сотрудникам понять, что они принадлежат сами себе, а не корпорации. Многие, кто придерживается наших общих ценностей и принципов, приходят к ним из другой системы верований. В этой связи я часто упоминаю тебя, потому что ты сыграл очень важную роль в интерпретации совместно разделяемых ценностей и принципов компании (впрочем, и моих тоже).
Глава 9. Новый кризис
Мне было десять лет, когда я узнал: если река выходит из берегов, неважно, насколько крепок твой дом.
После катастрофического падения наших акций летом 1992 года я предпринял серию решительных действий. Целью было убедить руководство AES, и в особенности совет директоров, что есть более широкое и верное определение успеха, чем оценка на Уолл-стрит. Были пущены в ход все аргументы, чтобы доказать: настоящий фундамент компании – это ее принципы, служение обществу и экономическая устойчивость. Я считал, что цена акций не является адекватным показателем нашего экономического успеха, не говоря уже об успехе в целом. Почти всякий раз, когда мне случалось выступать в AES или за ее пределами, я пытался объяснить, что необходимо делать для того, чтобы компания была успешной, принципиальной и работа в ней приносила радость. Я использовал все возможности: ежегодный отчет, встречи с инвесторами, телефонные разговоры с сотрудниками AES из других стран, посещение электростанций, совещания по бизнес-обзорам. Часто при этом присутствовали члены совета директоров. Однако осенью 2001 года цена на акции вновь упала, и мне дали понять, что своей цели я не добился. Мои усилия переубедить коллег из совета директоров пропали даром.
В 2000 году стоимость акций AES, опережая повышение курсов на рынке ценных бумаг, достигла исторического максимума – 70 долларов за акцию. К сентябрю 2001 года котировки постепенно снизились до 26 долларов за акцию. Никто не паниковал, поскольку 70-долларовая отметка была неоправданно высокой и последовавшее понижение отражало тенденцию рынка в целом. Но затем цена упала до 12 долларов, и совет директоров забил тревогу. За несколько недель резко упали акции Enron и всех других частных электроэнергетических компаний. К декабрю Enron объявила о банкротстве. К концу февраля за акцию AES давали меньше пяти долларов. Рынок боялся, что AES и другие компании отрасли обанкротятся следом за могущественной Enron.
Реакция совета директоров AES была такой же, как в 1992 году, разве что гораздо более резкой. Воцарились страх и недоверие. Некоторые руководители беспокоились о значительных деньгах, вложенных в акции AES. Другие волновались за свою репутацию. Перед третьими маячил призрак юридической ответственности. Мы наняли полчища юристов и консультантов, чтобы защитить себя и показать, что действия наших директоров одобрены независимыми экспертами. Совет призывал к масштабной реорганизации. Теперь важные решения принимались централизованно. На словах большинство руководителей исповедовали общие ценности и принципы компании, однако предлагалось изменить способы их реализации и сами формулировки. Ряд коллег из совета винили в наших проблемах и особое внимание, которое уделялось созданию рабочего климата, наполненного радостью.
Я с горечью осознал, что некоторые руководители и члены совета директоров придерживались наших ценностей только до тех пор, пока мы «побеждали» с точки зрения роста и курса акций. Стоило ценам упасть, как ценности и философия децентрализации оказались корнем всех бед, а совет потребовал вернуться к командно-приказной системе управления.
Такая реакция во многом была понятна и, скорее всего, неизбежна. Тем не менее я вижу свою вину: я не сумел убедить даже дружественно настроенных коллег из совета директоров, что мы находимся на верном пути. Никто из них в полной мере не разделял мою убежденность, что бизнес имеет обязательства перед обществом и всеми заинтересованными сторонами и эти обязательства выходят за рамки практического результата. Однако моя неудача завоевать сердца и умы членов совета была неочевидна за пределами компании. Многие годы ведущие журналы страны цитировали их высказывания в поддержку подхода AES к ведению дел. Почти все они участвовали в обсуждениях «Спросите совет директоров» на наших ежегодных конференциях с инвесторами. Пылко и недвусмысленно они выступали за нашу систему принятия решений. Некоторые даже взяли на себя ответственность за ряд революционных изменений в управлении, а один во всеуслышание заявил, что именно упор на служение миру подвиг его войти в совет директоров. И в частных беседах, и на публике они повторяли, что AES – особое место.
Почти каждый из членов совета хотя бы раз ездил со мной или с кем-то еще из топ-менеджеров на электростанции за рубежом. Они встречались с государственными деятелями Казахстана, с Эдуардом Шеварднадзе, занимавшим тогда пост президента Грузии[22]. Они собственными глазами видели отчаяние рабочих в Венгрии и Аргентине, когда AES приобретала там станции. Они разделяли радость, которая вошла в жизнь этих станций всего лишь через два-три года после того, как традиционная система управления сменялась системой AES. Сторонним наблюдателям наверняка казалось, что члены совета полностью осведомлены и всецело поддерживают новые практики AES. В конце концов многие из них казались настоящими посланниками AES, проповедующими ее подход.