К радисткам часто заходили генерал Наумов и комиссар Тарасов. Если они встречали там меня, то вежливо здоровались и не раз приглашали к себе в штаб. У них работали две женщины, с которыми я была хорошо знакома. Они всегда чем-нибудь угощали меня и интересовались, как я себя чувствую в отряде. Генерал Наумов иногда расспрашивал меня о Венгрии, так как он в свое время служил пограничником и не раз соприкасался с венгерскими пограничниками. Он хорошо знал ту местность и мечтал во время какого-нибудь рейда прорваться в Венгрию.

Жены командира отряда и его заместителя, очень красивые польки с лицами мадонн и серыми глазами, тоже были партизанками. В боях они, правда, не участвовали.

Частенько я с завистью поглядывала на этих красавиц, которым не нужно было ходить пешком (они обычно ездили в повозке командира), и сначала даже немного сердилась на них, но скоро переменила свое мнение об обеих. Когда начались бои, эти женщины стали медсестрами и ухаживали за ранеными.

В темноте мы подъехали к большому селу. На лесных дорогах мы месили грязь со снегом, однако ни один человек не решился сесть в повозки, так как лошади совсем выбились из сил.

Колонна медленно поднималась на холм и вдруг остановилась. Мы страшно обрадовались остановке, так как могли хоть несколько минут отдохнуть, прислонившись к повозкам. Затем последовал приказ выдвинуть вперед наш взвод. Я хотела идти, но Декан и Фазекаш приказали мне и Домонкашу остаться возле повозки. Не успела я возразить, как они уже скрылись в темноте. Через полчаса над селом заалело кровавое зарево.

— Пожар! — решили партизаны.

Затем послышалась автоматная стрельба. Поступил приказ двигаться вперед. Мы поднялись на холм, потом повернули налево. Прямо перед нами горели дома; между ними бегали партизаны, тушившие пожар.

К утру все стихло. Наша колонна остановилась на окраине села. Настал полдень, а взвод, посланный вперед, все не возвращался. Я начала беспокоиться за Пишту и решила разыскать его, хотя не представляла, где он может быть. Я ходила из дома в дом и спрашивала о Декане, но никто ничего не знал. И вдруг из села, расположившегося за мостом, послышалась стрельба.

Немного подумав, я выпрягла одну лошадь и, сев на нее верхом, поехала к мосту.

Я смотрела очень внимательно, но партизан нигде не видела. Тогда я решила заехать в село. В селе сразу же обратила внимание на плакаты, висевшие на стенах домов, в которых бандеровцы требовали «создания свободной национальной Украины».

«Ну и влипла же я», — мелькнула у меня мысль.

Вероятно, выглядела я так необычно, что, завидев меня, на улицу из домов стали выходить люди. Выходили и как-то странно улыбались.

— Вы чего тут рыщете?! — спросили меня возле одного дома, при этом в голосе прозвучала угроза.

Меня поразил тон, каким это было сказано. Я поняла, что это бандеровцы, но тем не менее спросила:

— Вы не знаете, куда поехали партизаны?

Бандеровец, к которому я обратилась, резко ответил:

— Убирайтесь отсюда, пока беды не случилось!

Тут я испугалась и погнала лошадь вперед, но она, как назло, шла медленно и степенно, а бандеровцы сверлили меня взглядами.

Наконец я переехала через мост и вернулась к повозке. Пишта вернулся только вечером, но я не рискнула рассказать ему о своих приключениях.

Ночью мы прошли через маленький городок, который, по сведениям нашей разведки, не был занят гитлеровцами. Наш взвод двигался в голове колонны, которая растянулась на несколько километров. Я страшно устала. Голова колонны уже выехала из города, как вдруг с соседней улицы послышался шум моторов, а спустя минуту мы увидели грузовики, едущие с затемненными фарами.