— Пропустить их вперед, а потом открыть огонь! — приказал нам ротный.
Он тут же соскочил с лошади и, подсадив меня в седло, попросил передать приказ нашим людям. Все это произошло за несколько секунд. Оказавшись в седле, я бросила на Пишту беглый взгляд и рысью ускакала в голову колонны. Зарядив автоматы, партизаны ждали приказа открыть огонь. Слева от Декана расположились расчет нашего станкового пулемета и пушки, а справа залегли Йошка Фазекаш и Пишта Ковач. Как только проехал последний грузовик, послышался приказ: «Огонь!» По всей улице застрочили пулеметы и забили автоматы. Гитлеровцы сначала пытались отстреливаться, а затем пустились наутек. Несколько машин загорелось. Минут через десять мы уже продолжали свой путь. Я все это время не слезала с коня, носилась от командира к своим и от своих — к командиру. Это поручение мне понравилось. «Если так будет и дальше, то скоро я стану лучшей наездницей во всем отряде», — шутливо подумала я.
Дозарядив автоматы, партизаны двинулись дальше.
Примерно в полночь остановились на привал в каком-то селе. Спустя два часа Декана сменили из дозора, он вошел в хату и улегся на полу на соломе. Партизаны спали, и только один Пишта Ковач пришивал себе на шапку красную ленту.
7 февраля, после двухдневного марша, наш отряд подошел к районному центру — городу Горохов. И люди, и лошади были измотаны до предела, тем более что накануне весь день шел снег с дождем. Мы с трудом вытаскивали ноги из грязи. Наши еще недавно белые полушубки превратились в бог знает что. Командование отряда разрешило дневку — отдых на целый день. Хотя районный центр, где размещались важные склады, был для нас крепким орешком, мы приняли решение занять городок.
Мы в тот момент были согласны даже на взятие Берлина, лишь бы только нам пообещали однодневный отдых, чтобы мы могли обсохнуть, выспаться и хоть немного привести себя в порядок.
Под вечер мы приблизились к городу и с ходу заняли его. Нас несколько удивило то, что гитлеровцы сдали его нам почти без сопротивления. Лишь позднее мы узнали причину этого. Оказалось, что партизанское соединение Вершигоры тоже подошло к городу, только с другой стороны, и один из отрядов решил взять город. Связи между нашими партизанскими отрядами не было, и Вершигора не знал, что в городе уже находятся партизаны Наумова.
Мы, венгры, расположились на постой в доме, похожем на виллу. В комнатах стояли изразцовые печки, от которых струилось животворное тепло. Войдя в дом, мы сразу же развесили у печек полушубки и насквозь промокшее обмундирование.
Комиссар Тарасов приказал партизанам повзводно вымыться в городской бане, а одежду отдать в дезинсекцию.
Это известие было встречено с восторгом, так как у нас уже появились насекомые, которых партизаны в шутку называли фрицами и которые причиняли нам много неприятностей, не говоря о том, что они могли стать разносчиками сыпного тифа. И комиссар Тарасов действовал как врач (именно им он и был до войны).
И началась партизанская баня. Пока люди мылись, их одежду поместили жариться в специальные дезинсекционные камеры. Старик сторож при бане настоятельно предупреждал нас о том, чтобы мы случайно не забыли в кармане спички, от которых может возникнуть пожар. Такое распоряжение было отдано и партизанам из отряда имени Микояна. Спички партизаны не забыли, но вот две ручные гранаты в одежде кто-то оставил.
Гранаты от сильной жары взорвались, начался пожар, в котором сгорела и одежда, и сама камера. К счастью, никто из партизан не пострадал. Партизаны-армяне, вымывшись в бане, голыми толпились в предбаннике до тех пор, пока не был произведен срочный сбор вещей для незадачливых купальщиков.
Неожиданную встречу в Горохове Вершигора так описывает в своей книге «Рейд на Сан и Вислу»:
«Через сутки Бакрадзе донес: занял Горохов!
О том, что именно он занял город, до сих пор существует спор. Дело в том, что примерно в эти же дни и часы, пройдя стремительным маршем из Житомирщины через всю Ровенщину, прямо на юг Волыни пожаловал бравый кавалерист — легендарный партизанский генерал и Герой Советского Союза Михаил Иванович Наумов. Во время этого своего марша он основательно потрепал вражеские гарнизоны в Острожце, Тарговицах и Воротнюве.
Размышляя об истории партизанского движения в Великой Отечественной войне, часто думаешь: почему так мало было конных партизанских отрядов?! Неужели уж совсем изжила себя конница? Даже партизанская?
На Украине мне лично известно только одно кавалерийское соединение Наумова. И еще, по слухам, был конно-партизанский отряд Флегонтова и Тихомирова, действовавший в Белоруссии. Может быть, существовали и другие такие же отряды, не знаю. Во всяком случае, конников-партизан было очень мало. Поэтому и хочется рассказать о кавалеристах Наумова, о нем самом, о его удивительном комиссаре Михаиле Михайловиче Тарасове — докторе из Кремлевской больницы, добровольно ушедшем работать хирургом в партизанский отряд и ставшем там комиссаром. Правда, я отвлекусь несколько в сторону и уведу мысли читателя от Тернополя и Луцка. Но что поделаешь? Я не пишу ни истории войны, ни оперативно-тактического трактата. Я просто вспоминаю то, что было. И пишу прежде всего о дорогих мне людях.
Так вот, партизанская кавалерия… Она появилась не по прихоти того или иного военачальника, с давних пор полюбившего коня и седло.
— Нет! Нас породила степь украинская, — говорил еще на Припяти товарищу Демьяну молодой и стройный генерал Наумов. — Степь, где нельзя быть пешим. Если даже сам Ковпак пойдет на юг пешим, то на другой же день его расколошматят. Стоит только ему оторваться от лесов… В степях партизанам немыслимо воевать в пешем строю! Да, да!
Это категорическое утверждение казалось нам тогда странным.