Отчаявшиеся люди, уходя в пустоши, редко теряются в прямом смысле этого слова, хотя могут «потеряться» психологически или, возможно, просто пытаются забыться. По сравнению с другими пропавшими, они обычно не уходят далеко (большинство находят в пределах двух километров от того места, где их видели в последний раз), и многие из них кончают жизнь самоубийством, особенно те, кто идет к воде или в лес. Сведения о них могут существенно повысить шансы спасти их жизнь: они часто идут в знакомые места.
В отличие от них пациенты с деменцией теряют ориентацию еще до того, как добираются до пустоши. Обычно они ходят по прямой, и поэтому полезно знать, в какую сторону они направились – например влево или вправо от дома для престарелых: шансы найти их именно в той стороне намного выше. В городе они, как правило, выбирают дорогу и идут по ней туда, куда она ведет. На пересеченной местности прямой путь может привести их к опасности – они безрассудно продолжают идти вперед, не меняя направления. Два раза Эндрю с товарищами вытаскивал стариков из густых зарослей дрока – они просто продолжали идти, пока могли.
Добровольцы поисково-спасательных отрядов из Дартмура обладают всеми необходимыми навыками для спасения жизни людей. В обучении и тренировках больше всего внимания уделяют навигации. «Вы должны прекрасно ориентироваться на любой местности в любую погоду», – объясняет Эндрю. Если вам кажется, что вы умеете это делать, попробуйте выйти в пустошь вместе с отрядом. У них обострены все чувства, как у кошки в незнакомом саду, они постоянно сверяют путь по карте и компасу, считают шаги (шестьдесят шагов – это примерно сто метров). Как долго мы идем? Что должны увидеть? Куда идет уклон? Соответствует ли он геодезическим линиям на карте? Эндрю может представить местность по карте, а если вы владеете этим навыком, туман – ужасный сценарий для большинства – может быть даже желателен, потому что в таком случае вы сосредоточитесь на двух вещах, которым доверяете: земле под ногами и показаниях компаса. Многие туристы сбиваются с пути, когда игнорируют компас, оценку пройденного расстояния и пытаются «модифицировать» окружающую местность в соответствии с представлениями о своем местоположении на карте. «Некоторые совершают пагубную ошибку, думая, что место, которое они ищут, не здесь или что они его пропустили, – говорит Эндрю. – И в этот миг они решают пойти в другую сторону и почти неизбежно теряются». Беда в том, что никто не знает, где они свернули не туда и где начинать поиски.
Найти людей, не оставивших очевидных зацепок, можно, если идти по их следам. Но сначала нужно найти эти следы, и очень немногие это умеют. Судя по отзывам коллег, один из лучших следопытов – Дуайт Маккартер. Он двадцать семь лет проработал рейнджером в национальном парке Грейт-Смоки-Маунтинс в штате Теннесси, где и живет до сих пор.
Найти Маккартера на удивление непросто. Я три дня расспрашивал о нем, прежде чем получил от него короткое сообщение с предложением встретиться на парковке супермаркета в Таунсенде, маленьком городке у северной границы парка. Ржавый желтый хетчбэк (на его спидометре около 500 000 километров, и он ни разу не подвел, как говорит хозяин) было трудно не заметить. Маккартер был в синих джинсах, плотном синем кардигане и туристических ботинках, достаточно прочных, чтобы выдержать укус змеи. У него доброе лицо в морщинках и тихий мелодичный голос.
Мы сели на скамью, с которой открывался вид на юг, на Смоки-Маунтинс. День клонился к вечеру. На фонарном столбе пел дрозд, и Маккартер отвечал ему. Пока мы беседовали, он все время следил за тем, что происходит вокруг: смена освещения, насекомые и птицы, люди с покупками, проходившие мимо. В этом и заключается искусство следопыта, сказал он. «Видеть необычное, то, что выбивается из общего ряда. Поиск человека в лесу – это на девяносто девять процентов наблюдение». В отличие от обычных поисково-спасательных операций, статистика здесь не поможет. Маккартеру не нужно знать, как вели себя другие потерявшиеся люди; его интересует только тот человек, по следу которого он идет. Маккартер пытается поставить себя на его место, предположить, что он будет делать дальше. Также полезно что-то знать об этом человеке, например какой глаз у него доминирующий – правый или левый, потому что именно это определяет, в какую сторону он повернет, встретив на пути утес или реку, и будет ли он кружить в лесу по часовой стрелке или против нее (люди с доминирующим правым глазом обычно отклоняются вправо, с доминирующим левым – влево).
Многие хитрости Маккартер узнал от своей бабушки, бывшей наполовину чероки. «Индейцы никогда не заблудятся, – говорит он. – Они оставляют для себя следы и знают, что искать». За время работы в Грейт-Смоки-Маунтинс Маккартер спас двадцать шесть человек, в том числе немало детей, много дней разыскивая следы их беспорядочных скитаний. Лучше всего он помнит тех, кого так и не удалось найти, например шестилетнего Денниса Мартина, который бесследно исчез с семейного пикника 14 июня 1969 года. Его тело так и не нашли.
Я спросил Маккартера о Джерри Ларгай. Он задумался, потом сказал: «Она нарушила главное правило. Никогда не путешествуй в одиночку. Если заблудятся двое, они смогут что-нибудь придумать. Один – нет». Джерри была из Теннесси, и ее друзья просили Маккартера отправиться в Мэн и присоединиться к поискам. По ряду причин ему не удалось приехать, но он следил за поисково-спасательной операцией. Аппалачская тропа начинается в 240 километрах южнее Грейт-Смоки-Маунтинс, и ее участок протяженностью 114 километров проходит по территории национального парка. Маккартер встречал много туристов.
В марте 1974 года он спас двадцатишестилетнюю учительницу, решившую перейти с тропы на другой популярный пешеходный маршрут в заповеднике. Она забрела в густой подлесок удаленного горного хребта, выбилась из сил после подъема в гору, заблудилась среди снега и, поставив палатку и экономя еду и воду, просидела на месте пять дней, пока Маккартер ее не нашел. Следы и сломанные ветки на склоне привели его прямо к палатке. Он считает, что женщина приняла разумное решение, оставшись на месте, и это, скорее всего, спасло ей жизнь[344]. Конечно, ей повезло. Судя по всему, Джерри приняла точно такое же разумное решение. Но ей не повезло.
В октябре 2016 года, через год после того, как нашли тело Джерри, я получил от спасательной службы Мэна координаты ее последнего лагеря и отправился в лес, чтобы найти его. Я хотел побывать там, где не смогла сориентироваться Джерри, увидеть, где она провела последние три недели своей жизни. Все, с кем я беседовал, советовали мне отказаться от этой затеи – в том числе два инструктора школы выживания ВМС США, встретившие меня, как только я оказался на их территории. «Мы можем вам помочь, сэр? Вы заблудились?» Пока нет. А здесь легко заблудиться? «Да, сэр, – сто процентов. Если сойдете с Аппалачской тропы, дальше будет густой лес, двести двадцать пять километров до самой канадской границы».
Я покружил, вернулся обратно на тропу с другой стороны и, не дойдя примерно километра до лагеря Джерри, углубился в лес. Так поступила и она, когда находилась где-то здесь. Я отсчитал восемьдесят шагов сквозь заросли старых берез, елей и тсуги, доходивших до груди, остановился и оглянулся. Никаких признаков тропы. Повсюду тянулись одинаковые лесные заросли. К счастью, я отметил направление по компасу и по нему двинулся на северо-запад, к лагерю Джерри. Я прошел вдоль склона, спустился к ручью, перебрался через небольшой гребень к другому ручью, поднялся на крутой берег и наконец оказался на ровной площадке, где деревья росли чуть реже, а сквозь кроны проглядывало небо. Теперь я понимал, почему Джерри решила остаться здесь, а не продираться сквозь мрачную преисподнюю внизу.
Я вышел на поляну и увидел холмик из гниющих веток и маленький деревянный крест. Именно здесь Джерри поставила палатку, здесь она умерла. На кресте были надписи, оставленные ее внуками. Я немного постоял рядом. Из оврага до меня доносилось журчание ручья и пересвист черношапочных гаичек, но эти звуки не могли рассеять чувства одиночества.
Я положил на землю рюкзак с компасом, картой и GPS-трекером и нырнул в подлесок. Что там дальше? Далеко я не ушел. Я сделал не больше восьмидесяти шагов, но когда повернул назад, то не увидел места, где оставил вещи. А туда ли я смотрю? Как глупо! Я метался, забыв все, чему меня учили. Минута – и я вернулся на поляну, но за это время успел ощутить такой страх, что перехватывало дыхание. К этому невозможно подготовиться. Ты словно летишь в пропасть – и мне не хотелось бы пережить это еще раз.
Следующая глава приведет нас из дикой природы в город, где потеряться труднее, но не менее страшно. В некоторых городах ориентироваться не проще, чем в лесной чаще. А городская планировка серьезно влияет на нашу психику: мы увидим, что в городах, где легко ориентироваться, легко жить.
9
Чувство города
Почти полвека назад американский психолог Стенли Милгрэм, больше известный своими экспериментами с «электрошоком», в которых проверялась готовность людей подчиняться приказам, приехал в Париж – провести совсем другое исследование. Его всегда интересовало, как места влияют на поведение человека, а в последнее время он увлекся «мысленными картами» – отображениями пространства, которые мы формируем у себя в голове. Милгрэм хотел понять, как парижане представляют свой город и насколько точно их мысленные карты отражают реальность.
Он пригласил добровольцев из всех двадцати муниципальных округов Парижа и попросил нарисовать от руки карту города, указывая на ней все ориентиры, которые придут им в голову, – бульвары, памятники, площади и так далее. Первым делом он обратил внимание на то, как участники эксперимента рисуют Сену: большинство недооценило ее кривизну. «Сена в Париже описывает широкую дугу, почти полукруг, но парижане представляют ее более спрямленной, а некоторые считают, что она пересекает город по прямой», – писал Милгрэм[345]. Если не считать этого небольшого художественного вымысла, карты впечатляли: подробные, изобилующие символическими образами и, как правило, довольно точные. Все испытуемые изобразили свои любимые местечки, и в целом создавалось впечатление, что парижане видят свой город «замысловатым, разнообразным и неистощимым на дары»[346].
Сорок лет спустя экопсихолог Негин Минаи провела похожий эксперимент в Лондоне, хотя ее цель была несколько иной: она хотела выяснить, влияют ли на мысленные карты людей использование GPS и способ передвижения. Как и Милгрэм, она выдавала добровольцам чистый лист бумаги и просила нарисовать карту Лондона, каким они его представляют. Исследование позволило понять, насколько жители Лондона знают географию своего города – как выяснилось, знали они ее не очень хорошо. Большинство смогли нарисовать лишь часть или несколько фрагментов карты; некоторые знали свой район, но плохо представляли, как он связан с остальным городом, а несколько человек вообще не смогли изобразить географию Лондона[347].
Откуда такая разница между данными Минаи, полученными в Лондоне, и тем, что Милгрэм наблюдал в Париже? Отчасти в этом виноват технический прогресс: карты лондонцев, пользовавшихся GPS, оказались особенно плохими (к влиянию GPS на восприятие пространства мы вернемся в последней главе). Значение имеет и фактор масштаба: Лондон большой, по нему трудно передвигаться без общественного транспорта, а в автобусе или метро вам не нужно следить за маршрутом. Но главной причиной была планировка города: по сравнению с Парижем и большинством других крупных городов самый посещаемый мегаполис мира – это настоящий кошмар для навигатора. В 2008 году, когда провели глобальное исследование навигационных привычек, оказалось, что в Лондоне люди теряются чаще, чем в любом другом месте мира. «В Лондоне невозможно не заблудиться», – делают вывод исследователи[348].