Чичестер придумал гениальную идею, благодаря которой он не пропустил остров: «отклонялся» на десятки километров влево или вправо, долетал до намеченной точки, где оказывался строго под прямым углом к острову, поворачивал и летел к цели. Сам Чичестер называл это «теорией намеренной ошибки». Почти так же действовал и Гатти во время полета на «Уинни Мэй»; да и у моряков, пока они не научились вычислять долготу, этот метод был очень популярен. Это хитрый трюк, хотя он может вызывать когнитивный диссонанс, что и обнаружил Чичестер, резко повернув направо к тому месту, где, как он надеялся, был остров Норфолк:
В этот момент, задавая гидроплану новый курс, почти под прямым углом к прежнему, я испытал чувство отчаяния. После того как час за часом я летел над морским простором, где глазу не за что было зацепиться, и не менял направления, мой инстинкт отказывался принять это внезапное изменение курса без всяких зримых ориентиров. Психологически почти невозможно было поверить в то, что остров должен лежать не впереди, а где-то справа. Моя навигационная система казалась хрупкой выдумкой, сомнительной игрой ума. Я так долго держался одного направления, что остров просто обязан был лежать впереди, но никак не справа. Меня охватила паника. Часть моего существа взывала: ради бога, не делай этот безумный поворот! Мышцы готовы были сработать и вернуть гидроплан на прежний курс. «Спокойно, спокойно, спокойно», – говорил я себе в полный голос. Я должен верить в свою систему – мне не оставалось ничего другого[285][286].
Тому, кто когда-нибудь шел в тумане через незнакомую местность только по компасу и карте, знакома эта паника, убеждение, что ты ошибся с направлением. Когда слепо идешь навстречу неизвестности, может потребоваться огромное усилие воли, чтобы верить показаниям приборов, но это единственный способ не заблудиться.
Очень многих пилотов первый полет в тумане приводит в смятение. Сигналы от внутреннего уха и глаз противоречат друг другу, и иногда даже трудно сказать, не перевернулись ли вы вверх ногами, – остается лишь не обращать внимания на чувства и «лететь по приборам», опираясь на показания высотомера, искусственного горизонта и других индикаторов. Чичестер знал, когда нужно игнорировать свои инстинкты. В 800 километрах от Новой Зеландии через просвет в облаках он увидел остров Норфолк. Его площадь больше 3600 гектаров. Остров Лорд-Хау, приблизительно в 800 километрах западнее, был в два раза меньше. Чичестер нашел и его. Ошибка означала для него неминуемую гибель в водах Тихого океана.
Уверенность в себе – большое преимущество в навигации, и Чичестер умел подбодрить себя. Когда он учился летать, но еще до того, как приобрел компас для «Джипси Мот», он ориентировался по железнодорожным линиям, пересекавшим страну; эта система получила название «лететь по Брэдшоу» (в честь железнодорожного расписания, известного как «справочник Брэдшоу»). В автобиографии «В пустыне волн и небес» (The Lonely Sea and the Sky) Чичестер рассказывает, как учился ориентироваться по солнцу и в один из облачных дней поднялся выше облаков, уверенный, что «если потеряю ориентацию в облачности, то войду в штопор, самолет завертится вокруг вертикальной оси, и я просто пробурю это облако насквозь». Легко забыть, что в то время он был еще новичком. В тот раз он спустился к земле и, пытаясь понять, где находится, прошел на бреющем полете мимо железнодорожной станции и прочел ее название. «Непостижимо – я на верном курсе! В тот момент я впервые произнес известное штурманское “В точку!”»[287].
Радость Чичестера, осознавшего, что он находится там, где рассчитывал, передает вдохновенную атмосферу золотого века воздушной навигации, когда он сам, Гатти и другие пионеры дальних полетов – Эми Джонсон, Амелия Эрхарт и Антуан де Сент-Экзюпери – расширяли пределы возможного. Казалось, весь мир лежит перед ними и ждет, пока его откроют.
У Чичестера и Гатти было много общего. Оба были новаторами в области навигации, и оба стремились передать свои знания другим: Гатти – в своих навигационных школах, впоследствии в ВВС США, а Чичестер – в качестве инструктора Королевских ВВС, где он учил пилотов истребителей запоминать перед рейдом указанные на карте ориентиры, чтобы при выполнении задания не отрывать взгляда от земли. Оба ставили перед собой высокие цели и хотели войти в историю: в отличие от Гатти, Чичестер не совершил кругосветку по воздуху, но добился не менее выдающегося достижения на море, в возрасте шестидесяти шести лет первым в одиночку обогнув земной шар с запада на восток вокруг Великих мысов. Они дружили. Когда Гатти умер, Чичестер написал некролог для журнала Королевского института судоходства – и вспоминал в нем, как не раз пользовался «удивительно точным, разумным советом» Гатти, бывшего «великим штурманом и превосходным человеком»[288].
Обычно летчики бывают хорошими навигаторами, потому что часто выглядывают из кабины, пытаясь узнать местность. Современные системы GPS могут привести самолет в пункт назначения, что значительно облегчает навигацию, но пилот по-прежнему должен уметь различать ориентиры и понимать их взаимное расположение – другими словами, строить когнитивную карту. В исследовании канадских психологов было показано, что летчики лучше людей других профессий строят когнитивные карты незнакомых мест, прокладывают путь и оценивают направления на ориентиры. Все летчики, участвовавшие в исследовании, служили в гражданской авиации, и их не отбирали по способностям восприятия пространства, так что искусными навигаторами они, скорее всего, стали в результате обучения или опыта, после того как провели в воздухе много часов, глядя из кабины на землю[289].
Это не значит, что всем дано стать вторым Гатти или Чичестером и не из каждого получится Джеймс Ловелл, пилот ВМС США и астронавт NASA, который в дни полета «Аполлона-8» вокруг Луны проверял траекторию космического корабля с помощью секстанта, измеряя углы между определенными звездами и краем Земли на всем протяжении пути – 384 000 километров. Большинство искусных навигаторов не только хорошо ориентируются на местности – они отважны, способны моментально принимать нестандартные решения и твердо уверены в своих возможностях. Это несколько сужает выбор, но и указывает, что талант к навигации не просто записан в генах и что методы и навыки не являются тайным знанием. Тренировка и желание – этого вполне достаточно любому человеку, чтобы стать опытным навигатором.
Трудности навигации, с которыми столкнулись летчики во время первых дальних полетов, аналогичны трудностям, которые приходилось преодолевать мореплавателям на протяжении нескольких тысяч лет. Несомненный недостаток открытого океана – отсутствие каких-либо ориентиров. Первые мореплаватели могли довольно точно определить свое положение по звездам, но при облачном небе приходилось прибегать к навигационному счислению. Это всегда было рискованно: проверять точность курса приходилось только по ветру и движению воды.
Одна из самых известных историй успешной навигации в современную эпоху – шестидесятидневная экспедиция Эрнеста Шеклтона и пяти его товарищей на маленькой лодке от острова Элефант до Южной Георгии в 1916 году. Годом раньше Шеклтон и двадцать семь его спутников отплыли из Англии, намереваясь первыми пересечь Антарктику пешком, но их судно «Эндьюранс» застряло во льдах, было раздавлено и затонуло. Команда сохранила три шлюпки и четыре месяца дрейфовала на север со льдами, пока не вышла на открытую воду. Затем они с помощью парусов и весел добрались до удаленного острова Элефант у самых берегов Антарктики, где у них практически не было шансов на спасение. Шеклтон решил, что единственная надежда – отправить маленький отряд на китобойную базу на Южной Георгии в полутора тысячах километров к северо-востоку и вернуться со спасательной командой. Он отобрал пять самых выносливых и умелых спутников, среди которых был штурман Фрэнк Уорсли, который и привел их по бурному морю на остров Элефант. Они взяли самую прочную спасательную шлюпку, «Джеймс Кэйрд», погрузили в нее месячный запас продуктов и направились на север, к ледяным полям, ураганным ветрам и огромным волнам Южной Атлантики. «Мы знали, что это будет самое трудное из всех наших предприятий, – впоследствии писал Уорсли, – потому что наступила антарктическая зима, а нам предстояло пересечь одно из самых опасных морей в мире»[290].
Чтобы получить представление о том, каким было это плавание, я встретился с путешественником и экологом Тимом Джарвисом, который в 2016 году повторил путь шлюпки «Джеймс Кэйрд» – с пятью спутниками, на точной копии судна, с таким же оборудованием, провиантом и одеждой, которые были у Шеклтона. Среди современных путешественников Джарвис имеет репутацию упорного человека. В 2006 году он повторил путешествие Дугласа Моусона, который в 1912 году, голодный, ослабевший, едва державшийся на ногах, потерявший двух спутников, преодолел почти 500 километров по антарктическим торосам. Джарвис использовал снаряжение того периода и продукты, которые были у Моусона, чтобы убедиться, что это возможно. Он силен и крепок, обладает железной волей и является воплощением человека, который столько времени провел в самых суровых условиях. Нетрудно представить, как он, терпеливый и решительный, тянет тяжелые сани по неровному льду или ведет шлюпку среди десятиметровых волн.
В те шестнадцать дней, рассказывал Джарвис, было сложнее всего, если не считать невероятно тяжелых условий, следить за своим положением. Как и Уорсли, они взяли с собой большой компас, морские часы, или хронометр, секстант для измерения высоты звезд и таблицы для перевода времени и угла в широту и долготу – в теории этого хватало, чтобы проложить путь к Южной Георгии. Но они, как и Уорсли, редко видели солнце, и приходилось вычислять положение по скорости движения и течению. А когда солнце показывалось, в бурном море едва получалось удержать секстант неподвижно и произвести измерение. «Этим занималась вся команда: один человек держал секстант; второй и третий держали ему ноги, чтобы не упал; четвертый следил за хронометром, пятый записывал показания, а шестой управлял лодкой. Это был тяжелый труд».
Вот как писал об этом Уорсли:
Навигация – это искусство, но у меня не хватает слов, чтобы описать, каких усилий она нам стоила. Навигационное счисление… превратилось в самое настоящее гадание. Один-два раза в неделю зимнее солнце проглядывало сквозь разорванные штормовым ветром облака. Если я был к этому готов и не терял времени, то успевал поймать его. Дело обстояло так: я выглядывал из нашей норы, прижав к груди драгоценный секстант, чтобы его не залило водой. Сэр Эрнест стоял под навесом с хронометром, карандашом и блокнотом. Я кричал: «Приготовиться!» – и опускался на колени, прямо на банку, а два человека держали меня с обеих сторон. Я сводил солнце к горизонту, а когда шлюпку выносило на гребень волны, измерял как мог высоту солнца над горизонтом, и кричал: «Стоп!» Сэр Эрнест регистрировал время, и я вычислял результат[291].
Уорсли удалось снять показания секстанта четыре раза, а Джарвису – дважды. Обе группы сумели добраться до Южной Георгии с первой попытки – к своему немалому удивлению. «Моя навигация вынужденно была такой неточной, что надежд найти землю почти не было», – сообщал Уорсли[292]. Джарвис говорит, что он с уверенностью смог сказать, где находится, только когда они прибыли. «Тебя всегда одолевают сомнения. Когда плывешь по безбрежному океану, трудно поверить, что ты вообще куда-то двигаешься».
В период с 3000 года до н. э. до 1000 года н. э., задолго до изобретения секстанта и хронометра, мореплаватели Полинезии заселили почти все пригодные для жизни острова в центральной и южной части Тихого океана на площади более 18 миллионов квадратных километров. Это невероятное достижение было бы невозможным без точной системы «естественной» навигации: внимательного наблюдения и глубокого знания местных условий. Гарольд Гатти считал, что многие дальние путешествия полинезийцев повторяли маршруты перелетных птиц, таких как бурокрылая ржанка и таитийский кроншнеп, которые в сентябре мигрируют с Аляски на Гавайские острова через Таити, а в апреле возвращаются обратно. По оценке Гатти, полинезийцы регулярно совершали путешествия протяженностью более 4000 километров – например, от Таити до Гавайев или до Новой Зеландии – еще до того, как европейские мореплаватели отважились выйти в Атлантику. Он считал полинезийцев «величайшими навигаторами… Что бы ни побудило их отправиться в великие скитания, они были первыми из людей, ставших настоящими мореплавателями»[293].
В полинезийской системе нахождения пути больше всего удивляет тот факт, что она почти полностью опирается на навигационное счисление. Даже опытные современные навигаторы, пристально следящие за перемещением своего судна, с трудом удерживают курс, если долго нет ориентиров или невозможно определить широту и долготу. Полинезийцы уточняют курс по знакам, посланным природой: это форма волн, направления ветра, облик и цвет облаков, сила глубоких океанских течений, поведение птиц, запах растительности, движение солнца, луны и звезд. Их стратегия такова: приблизиться к пункту назначения, а затем устремиться к нему по местным подсказкам. Важнейшим их инструментом был звездный компас, круглая карта, на которой отмечено положение тридцати двух ярких звезд по всему горизонту. Вблизи экватора звезды движутся по почти вертикальным траекториям, весь год пересекая линию горизонта в одной и той же точке: стоит вам увидеть восход или заход знакомой звезды, и звездный компас точно укажет, в каком направлении вы плывете.