Я не смогла сдержать смех. Это походило на адскую карусель.
Удар под колено заставил меня упасть в грязевую жижу. Папарацци иногда могут досаждать.
— Я бы не смеялась на твоем месте, — свысока произнесла Эмма.
Удар наотмашь пришелся по щеке, словно в кожу впились тысячи маленьких иголочек.
— Эмма, выживет только один? Где твой победный клич? — вспомнила я старый фильм о бессмертном Горце с Ламбертом. Дурацкое ироничное настроение не отпускало. Нет, одна из форм истерии завладела мной. Видимо, такой способ защиты выбрало мое сознание, чтобы не слететь с катушек. Я знала, как только защита закончится, придет страх.
— Дэйв, — ее голос стал мягче, когда она обратилась к сыну, но все равно не исчезли металлические нотки, — запри эту дрянь где-нибудь.
— Да, мам.
Или он сказал «мэм»?
Дэйв поднял меня и повел в мою любимую камеру. Я буквально повисла на нем. Истерический смех стал проходить, а на его место подбирались мандраж и дикая слабость, будто мое тело само кричало: не хочу на завод, не хочу на цепь, не хочу всего этого. Выжить, спастись любой ценой. Мне Скил говорил, я помню, еще там, в Альтернативе… Надо искать любую лазейку, не сдаваться, делать, что можешь. Тут умирают те, кто сдается. Чем теперь наш мир отличается от Альтернативы?
Чертова лазейка была только в лице Дэйва, который пристегивал сейчас мои ноги кандалами, наполняя помещение скрежетом металла.
— Мы, кажется, с тобой подружились? — спросила я.
— Кэт, я не знаю, что произошло, но, видимо, ты ее чуть не убила. Понятное дело, что она тебе не верит.
— Так и не надо мне верить, просто освободи меня. Я свалю, и тут вы меня не увидите.
Замок щелкнул.
Дэйв подошел со спины, чтобы расстегнуть мои наручники и поместить руки уже в холодные тяжелые оковы.
Спастись любой ценой?
Я буду гореть в аду, еще один свой запрет могу нарушить, переступлю через себя. Страх заставлял совершать странные и неправильные вещи. Кто говорил, что я святая?
— Тебе нравится надевать эти цепи на меня? — Вопрос был риторический, я попыталась перевести нить разговора. — Тебе же это нравится. И тут все настоящее. Это не игра.
Да, это не игра: твари бегают по улицам Лос-Анджелеса, Скил пропал, а Эмма воскресла из мертвых. Я видела ее, с неестественно вывернутой шеей, своими глазами. Я не могла ошибиться.
— Кэтрин. — Он замер, понял, о чем я говорила. А я понимала о чем?