– У каждого есть какая-то спецификация, – сказала Пин, вспомнив уроки госпожи Тим. Похоже, он был безнадежен, и она чувствовала себя полной идиоткой, но вновь возникший в душе холод вынуждал ее продолжать: – Старая Империя была столь гигантской, что в какой-то момент оказалось, что существует множество людей с одной и той же фамилией, вследствие чего пришлось создавать новые семантические формы. Хочешь сказать, у тебя никакой нет? Может, – криво усмехнулась она, – у тебя есть только титул, как у некоторых принцев из Пограничных герцогств? Тебя зовут Принц? Ты не слишком для этого… мал?
– Пусть будет Принц, – согласился он, вновь отводя взгляд и глядя на Серое море. Пин фыркнула.
Единственное солнце Евромы-7 все еще висело над водой, с каждой минутой утрачивавшей свой серый цвет. Белая пена ударяла о пляж и Палец, и Вайз казалось, будто время растягивается и замирает. «Напасть, – вдруг подумала она. – Из-за чего я, собственно, беспокоюсь? Сейчас я просто спущусь с Пальца и вернусь в поселение, где отец начнет одну из своих лекций о том, как должна вести себя дочь системного представителя Научного клана, занятого невероятно важной работой по исследованию руин».
– Они похожи на звезды, – тихо проговорил маленький Принц, но она прекрасно его услышала, несмотря на плеск волн. Он имел в виду карбоны, полтора десятка которых лежало на плоской поверхности Пальца. – На забытые солнечные системы – те, что остались после Пепелища. Тебе нравятся звезды, Вайз?
– Не особо, – ответила она, удержавшись, чтобы не пожать плечами.
– Почему?
– Здесь их нет, – быстро объяснила она, стараясь не смотреть на его лицо. – Над Евромой их мало, их едва видно сквозь Черную Вуаль.
– Но ведь они там есть, – сказал он. – Может, их немного осталось по сравнению с временами Старой Империи, но они существуют. В Галактике было пятьдесят миллиардов планетных систем. Даже если взять хотя бы долю процента из них, остается еще много миллионов планет, которые можно увидеть.
– Тебе пришлось бы отнять от их числа еще планеты, покинутые Иными, – если вообще существовали Иные, которые в самом деле могли путешествовать в космосе, а не только какие-то вымершие планетные аборигены, как здесь, – ответила Пинслип, почти цитируя по памяти данные из учебного модуля. – И принять во внимание, что Старая Империя включала в себя чуть меньше миллиарда планет, почти все из которых были уничтожены во время Машинной войны. После двух войн и Опустошения их осталась лишь горстка. К тому же целые галактические территории были выжжены Оружием, о котором говорится в легендах о Машинной войне. Так что не так уж их и много.
– Тебе ведь нравятся звезды, Вайз, – сказал он так, будто заглядывал ей через плечо по ночам, когда, мечтая об иных мирах, она просматривала учебные модули памяти и выводила голограммы сверкающих во тьме точек, – серебряной звездной пыли, искр далеких солнц. – А может, ты их даже любишь.
Пинслип не знала, что ответить – он настолько застиг ее врасплох этим заявлением, что ей на миг показалось, будто в окутывавшем ее силовом поле холода возникает небольшая трещина. Она встала.
– Я ухожу, – сообщила она, все так же отводя взгляд. – Закатная пора заканчивается. Лучше тут не задерживайся, а то кто-нибудь тебя сожрет, дорогой мой Принц, – добавила она, стараясь заглушить иронией пробуждающийся в ее душе странный страх. Повернувшись, она начала спускаться по склону среди сверкающих жемчужин карбонов.
– Меня зовут Арсид, – сказал он, но она притворилась, будто его не слышит.
Она успела как раз до закрытия магнитного поля поселения. Не будучи особо мощным, оно играло скорее предупредительную роль, но чтобы через него пройти, требовались определенные усилия, а если срабатывала тревога, могли возникнуть проблемы. Пин миновала один из магнитных столбиков, все еще мигавший зеленым светодиодом, и ступила на ведшую в глубь долины каменную тропинку. Ее окружало множество домов из камня и дерева, возведенных поселенцами на месте обветшавших древних бетонных конструкций Старой Империи.
Поселение Тартмана было построено в виде концентрических кругов, окружавших Обелиск-66, как называли блестящее, похожее на башню строение, уходившее на сотни метров под землю, где искусственные коридоры перерастали в гроты и фрагменты уничтоженных временем сооружений. Если Иные действительно существовали, то тысячи лет назад наверняка их обитала здесь целая тьма – Научный клан был убежден, что вся планета пронизана подобными руинами, словно сыр – дырами. Имелась даже гипотеза, что евромы, как их называли, вообще не выходили на поверхность, а окутывавший планету туман то ли был для них вреден, то ли являлся последствием некоей древней химической войны.
Отец Пинслип, Кантит Вайз, считал подобные теории чушью, замечая, что мало какая планета требовала столь ничтожных усилий для терраформирования, проведенного еще во времена Старой Империи. Соответственно, утверждал он, евромы должны были биологически во многом походить на людей, а значит, могли жить и на поверхности. Так или иначе, тайна тумана и руин ушла вместе с ними – при раскопках не удалось найти ни одного тела Иных, даже фрагмента скелета или тканей. Вероятно, Машины прекрасно справились со своей задачей во время Великого исхода, или, как именовали его другие источники, Великого изгнания, когда победа человечества была уже предрешена, а Иные были изгнаны за Галактическую границу – если, конечно, источники говорили правду.
Дом Вайз находился неподалеку от Обелиска-66, будучи частично переоборудованным фрагментом руин, напоминавшим перевернутую вверх дном миску с торчащими из нее остатками кривых башенок. Человеческая изобретательность позволила его обитателям подсоединить к этой, как назвал ее один из живших тут раньше ученых, «системе вентиляции Иных», несколько жилых помещений и обставить их пустые внутренности так, что все вместе начало напоминать средневековый замок. Башенки действительно стали башнями с пристроенными к ним несколькими комнатами с яйцевидными отверстиями окон, а саму миску разделили каменными перегородками и устроили в ней второй этаж, на котором разместили лабораторию – место работы супругов Вайз и еще нескольких ученых. Никто из поселенцев не возражал против такого решения, хотя в «замке» могло бы разместиться множество семей. Однако система Евромы получала соответствующую научную стипендию от Альянса, а лично участвовавший в исследованиях планеты Научный клан занимал высокое положение в Совете Лазури, как в более цивилизованных системах называли Совет Альянса. После многих переговоров ему даже удалось закрыть планету для элохимов, разыскивавших по всей Выжженной Галактике остатки наследия Иных.
Пинслип вбежала в «миску» в тот самый момент, когда Закатная пора оборвалась словно отрезанная ножом, сменившись кромешной тьмой. Темнота на Евроме-7 наступала быстро, густая, словно чернила, – ее не озарял ни лунный свет, ни звезды. Поселенцы верили, что окутывавшая систему туманность Черная Вуаль была не природным творением космоса, но последствием применения некоего древнего оружия – очередная легенда времен Ксеновойны или Машинной войны. Пин это не интересовало – куда больше, чем старых сказок, она боялась ворчанья отца насчет ее прогулок в Закатную пору. Именно так погибла ее мать, зайдя во время одной из своих прогулок в одиночестве слишком далеко, в тень массива Дырявых гор, откуда никогда больше не вернулась.
В такое время трудно было незаметно проскользнуть во Второй рог, как называли башенку, где находилась комната Пинслип, но ей это не мешало – главное, что она не наткнулась на отца. В этом не было ничего удивительного – Кантит Вайз проводил большую часть Закатной поры и самой ночи в лаборатории, исследуя приносимые отовсюду фрагменты руин, хотя наверняка иногда поглядывал на показания локализатора, соединенного с персоналем дочери. Вихрем промчавшись по коридору, Пин поспешно шагнула к деревянной двери, ведшей на крутую лестницу Второго рога.
– Пинслип?