Керк Блум отползла назад почти в последний момент. Серебряный стилет элохим рассек воздух, ударившись о пол с такой силой, что во всей СН отдалось металлическое эхо.

«Нужно встать, – поняла Блум. – Иначе это нечто прирежет меня, словно свинью».

Она продолжала отползать, с ужасом глядя, как элохим со странным спокойствием, но вместе с тем решительно поднимается на ноги и, слегка наклонив голову, смотрит на свою добычу.

– Молчание, – повторило существо. – Тишина.

– Да пошла ты на хрен! – заорала Керк и тоже вскочила.

Ее левый ботинок был испачкан в крови Гама, и какое-то мгновение она смотрела лишь на него, словно время распалось на отдельные моменты: кровавый след, лежащий без движения пограничник, растекающаяся лужа крови, фрагмент монитора, безучастное лицо элохим, наностекло. В стазис-навигаторской имелся только один главный вход, справа, и именно туда бросилась Блум, плохо понимая, куда бежать. Точно так же она плохо понимала, где тут оружие или где находится боевая рубка.

«Это нечто даже не торопится, не торопится, во имя Ушедших… она даже не спешит, она убьет меня, убьет… почему она не спешит, лишь выпрямляется и кошмарно медленно идет… она убьет меня, убьет!»

Почему та не спешит? В это мгновение она казалась Керк даже еще более чуждой, чем прежде.

Несколько лазурных лет назад Керк от скуки скачала из Потока лекции на тему Восприятия – проблемы, с которой столкнулось человечество во время первых контактов с Иными. Сведения на эту тему, как и большинство информации доимперской эпохи, были отрывочными, но Керк развеселил тот факт, что Старая Империя, именовавшаяся тогда еще Галактической Империей, была ею лишь номинально. Человечество, правда, тогда уже заняло большинство пригодных для жизни планет в Галактике, терраформируя подавляющую их часть или генетически приспосабливаясь к условиям на менее гостеприимных планетах, но лишь после встречи с цивилизациями Иных люди поняли, с чем они столкнулись. Во-первых, Иных было очень много: сотни населявших Галактику рас, причем бо́льшая их часть превосходила человечество по технологическому уровню.

Во-вторых, их невозможно было понять. Хуже того – контакты между расами тоже не вполне были понятны человечеству, словно люди не дозрели до реального контакта с чужими цивилизациями.

Под возникшую проблему не раз пробовали подвести рациональную базу, и в итоге после многолетних попыток установить логичный контакт с Иными было объявлено, что человечество решилось на «далеко идущее сотрудничество с ксеноцивилизациями» и объединяет их в одну большую Галактическую Империю. Однако это были лишь слова, цель которых заключалась в том, чтобы затушевать фактическое бессилие. Империя окружала заботой планеты Иных, которых не понимала, и аннексировала системы, лишь внешне понимавшие смысл или цель подобной аннексии. По сути, все происходящее было пронизано абсурдом и хронической боязнью признать правду.

Все это было хорошо показано на приведенных в лекциях примерах. Взять, скажем, контакт с хаттонами, расой карликовых гуманоидов, напоминавших серых человечков с большими головами. Имперские ученые и ксенобиологи объявили тогда о переломном моменте в налаживании контакта. Цивилизация хаттонов выглядела более продвинутой, чем человеческая, что вызывало еще больший энтузиазм у ученых. Их удивляло лишь, что, как и большинство ксеноцивилизаций, хаттоны ограничили свою экспансию собственной системой – как будто их чуждая натура не требовала завоевания и изучения новых миров. Однако никто этим особо не заморачивался – главное, что они стали первыми Иными, с которыми можно было найти взаимопонимание.

Хаттоны прекрасно освоили принципы общения, и их форма общественного устройства казалась приближенной к человеческой. Они охотно отвечали на вопросы и делились технологическими данными. Было объявлено о полном успехе и выходе из тупика. Что-то, однако, беспокоило собеседников – некое несоответствие, не относящиеся к диалогу высказывания или даже логические погрешности, что списывалось на все еще несовершенную форму ксенокоммуникации, и любое непонятное поведение Иных старались затушевать. Империи требовался успех. Так продолжалось до тех пор, пока не выяснилось, что хаттоны, по сути, видят не людей, а их генетическую структуру. Иные устанавливали контакт с генетической записью, а не с ее носителем, и серьезнее воспринимали человеческих паразитов, чем самих людей. Их внешне логичные высказывания не выдерживали критики, предоставленная ими технология подводила, а кажущееся взаимопонимание превращалось в столь длинный ряд противоречий, что начинало напоминать бессвязный бред. Мотивация хаттонов не была связана с тем, что они считали всего лишь человеческой оболочкой, и это проявлялось, например, в том, что вскоре хаттоны начали неожиданно нападать на человеческие колонии, несмотря на идущий наилучшим образом мирный процесс, или пересаживать себе добытые силой человеческие органы.

Это, однако, было лишь начало.

Подобное же произошло с не знавшими понятия времени и пространства инзедримами, которые воспринимали отдельного индивидуума как среднюю равнодействующую, «запутавшуюся в паутине квантовой некогерентности», и не придавали значения существованию как таковому. Так же было и с гаклонами, которые само существование отождествляли со смертью и, казалось, не делали различий между существованием и отсутствием такового, из-за чего все их поступки были не столько непредсказуемы, сколько совершенно непостижимы. В свою очередь, существование туастов оказалось изощренным биологическим обманом: полуэфирные Иные подчинялись воздушным потокам и переменчивой атмосфере своей планеты, словно брошенные на ветер водоросли, столь сильно связанные с ее циклами, что, по сути, перестали быть разумными, несмотря на растущую вокруг них технологию, создававшуюся как бы рефлекторно, без сознательного участия личности, подобно инстинктивному коллективному творению. И так далее.

Проблема с установлением контакта быстро получила название «Парадокс восприятия» – был сделан вывод, что восприятие реальности Иными настолько отличалось от человеческого, что полноценный контакт оказался обречен на неудачу. Взаимопонимание являлось в лучшем случае мнимым – расшифровать намерения собеседника казалось невозможным. Некоторые считали, что достаточно уже частичного контакта, и потому самого парадокса, по сути, не существует – нельзя же ожидать, что чужая цивилизация будет понятна настолько, чтобы называть ее вторым человечеством. Говорили, что контакт возможен, хотя и не на том уровне, на каком хотят его видеть страдающие слепотой политики. Приводились аргументы, что диалог труден, поскольку он еще в зачаточном состоянии. Впрочем, что толку, если контакт должен опираться на определенное взаимопонимание, хотя бы на некоторую логичность диалога, но тут не было и этого: даже при владении нормами словоизменения разговор напоминал дискуссию с больным, настолько изолированным от нашей реальности, что понять его было невозможно. В итоге большинству иных рас вообще было отказано в разумности. Увы, эти «неразумные» Иные обладали кораблями, и армиями, и даже чем-то вроде галактических цивилизаций, объединенных в странные квазиобщественные структуры. Но и они лишь внешне были подобны человеческим. Даже межзвездные путешествия и колонизация не являлись тем, за что их изначально принимали, – у Иных они напоминали скорее непроизвольные движения или дыхание, почти без участия сознания, на клеточном уровне. Впрочем, какой смысл был Иным колонизировать планеты, если сразу же после их заселения все, например, совершали коллективное самоубийство? Каков был смысл в межзвездных полетах, если корабли Иных могли пересечь пол-Галактики лишь затем, чтобы вдруг начать без конца кружить вокруг одной системы? А войны? Тут абсурд сидел на абсурде.