И я ее получу сейчас. Сделаю так, чтобы меня от него затошнило. Заставлю его воспользоваться собой, чтобы в следующий раз при упоминании имени Егор к моему горлу тошнота подступала, а не ныл низ живота, как это сейчас происходит. Я не должна его любить! Он не принадлежит мне! Не мой! Не должна и не буду!

— Ну что такое, Егор, — я пошло облизываю губы, грудь показать в этом платье невозможно, поэтому я задираю подол, демонстрируя кружевные чулки и белье. — Тебе же понравилось меня трахать, ты ведь за этим и приехал, — как кошка мурлыкаю. — Еще хочешь, да? Не во всех позах попробовал? Так давай, сделай это. Доставим друг другу удовольствие! — я перехожу на крик. У меня снова истерика. Я долго держалась, но сорвалась. Всему есть предел. — Со мной ведь можно именно так обращаться, да? Беречь здоровье и репутацию родной жены — не дай Боже, кто-то о Ксюше плохо подумает, а моему отцу, — я кричу ему в лицо так громко, что горло дерет, — а моему отцу говорить, что с тобой его дочка в безопасности: коленки не поцарапает! — ору, как настоящая обиженная женщина, как будто имею на это право. Сейчас я психопатка. Высказываю все, что накипело. Он добился, чего хотел.

Скручивает меня, прижимает к себе и целует в шею, щеки. Теперь моя очередь вырываться, потому что он целует меня не так, как девку на раз, а нежно, искренне. Он прижимает меня к себе, одновременно с этим сам прижимается ко мне. Его руки дрожат. Он словно сам дорвался, словно и правда адски соскучился. Он шепчет мне: «Я тебя верну». Он шепчет мне: «я люблю тебя». А потом громче:

— Прости меня, девочка моя, — он одергивает подол моего платья, расправляет его по моим ногам и гладит сверху. Гладит мои волосы, плечи. — Прости, что смешал тебя с грязью. Запачкал, да? — я плачу, и он словно читает мои мысли. Именно так и есть. Я…ведь, не хочу быть грязной. До смерти боюсь этой роли. Я совсем беспомощная, с виду сильная, а внутри измучилась. Я хочу искренности, любви, за которую не стыдно. Я хочу по-настоящему. Он говорит мне: — Сильно запачкал тебя, показал пренебрежение. Больше не повторится. Обещаю. Никогда. Вероничка моя, хорошая моя девочка, как же я мог тебя так сильно обидеть. Ну что же я за тварь такая. Как сильно я по тебе скучаю. Как сильно скучаю.

Я все еще борюсь, ласкаю его между ног, и у него действительно стоит, но он убирает мою руку.

— Ну все, хватит, у нас будет только по любви.

— Иди ты к черту! — рычу в ответ, после чего возвращаюсь на свое сиденье, убираю волосы за уши и распахиваю настежь дверь.

— Я знаю, что я дерьмо. Но ты ведь меня за что-то полюбила, — говорит он мне, все еще надеясь удержать сегодня. — Это что-то никуда не делось. Давай, может, все же поищем его вместе? Снова.

— Может, у меня и правда травма детства? — огрызаюсь. — Поэтому я изменяю и сплю с несвободными мужиками! Как только разведешься, станешь мне неинтересен.

— Вот и проверим скоро. Прости меня. Я правда раскаиваюсь.

Я закатываю глаза, показываю ему средний палец и выхожу из машины. Его «порш» еще долго стоит у моего подъезда, Егор дожидается, видимо, пока я включу свет, после чего выходит на улицу и пешком направляется к себе.

Я перевожу взгляд с его фигуры на его балкон, а там плакат с надписью знакомым почерком — все те же черные буквы на желтом фоне: «БОЛЬШЕ ВСЕГО В ЖИЗНИ ЛЮБЛЮ ТВОИ С». Причем неверно рассчитан масштаб: все, что после буквы «С», не влезло, написано совсем мелко, оттого не читаемо.

А еще там большая корзина цветов.

Фу, как предсказуемо.

Но все равно приятно. Может, нам, женщинам, и нужна в итоге предсказуемость? Трезвый, верный, заботливый муж каждый день дома. Простые знаки внимания с его стороны, обычные планы на будущее — ипотека, детки, отпуск… Счастье ведь не всегда в чем-то особенном.

Озер появляется у себя на балконе, курит, мрачно смотрит на мои окна. Сказал, что вернет меня. Его самоуверенность впечатляет, но толку от нее не будет. Забыть то, что он сделал — невозможно. Опозорил меня перед мамой. Знал мою главную болевую точку и ударил точным движением именно туда. Причем мастерски, с каким-то изощренным удовольствием. Заставил испытывать восторг в его объятиях, а потом швырнул в обидную действительность, которую осознать, не чувствуя его защиту, мучительно. Зачем, Егор? Чтобы потом всех с тобой сравнивала?

Боже, как же сложно метаться по сто раз на дню между «скучаю» и «боюсь»! Но придется выдержать. Знаю ведь, какой он. Ничегошеньки не изменилось с нашего разрыва: он по- прежнему самый женатый женатик на свете, который все еще, подобно церберу, охраняет Ксюшину нервную систему; Егор просит вернуть все, как было, не думая о том, что того, что «было» давно недостаточно. И только полная дура войдет в ту же самую воду дважды!

Спорю, месяцок пройдет, и он переключится на другую. А я пока начну искать свое счастье. Помнится, мамин коллега — мехщу прочим, врач, — звал меня на свидание. Сходим. Вдруг там судьба моя. Судьбинушка.

Привет, блог.

Отец считает, что лучшего способа раздавить собственную карьеру чем оскорбить одного из ведущих представителей отрасли в стране, не существует Я не стал размениваться на нокдауны, бил наверняка. Нокаут. Моему писательскому будущему даже контрольный в голову не понадобится.