– Миледи посмотрит их после вас, сэр. Не думаю, что их содержимое слишком её заинтересует, по крайней мере, сегодня.

– Вы и рады, испорченный старикашка, – проворчал Гурьев.

– Я счастлив, сэр.

– Ну, так уж прямо и счастлив… – Гурьев взял с подноса «Financial Times» и удивился: – Почему бумага такая тёплая, Джарвис?

– Простите, сэр, – испугался камердинер. – Мне показалось, что… Я никак не могу привыкнуть к этому ужасному электрическому утюгу, сэр.

Гурьев удивлённо воззрился на старика:

– Утюг?! При чём здесь утюг?!

– Я всегда проглаживаю газеты перед тем, как подать их, – поджал губы Джарвис. – Типографская краска необычайно ядовита, сэр, и может отравить миледи или вас, упаси Господь. Проглаживание газет горячим утюгом устраняет эту опасность.

Кто будет гладить для меня газеты в Москве, подумал Гурьев. Ох, Джарвис, Джарвис.

– Вы неподражаемы, дружище, – Гурьев усмехнулся.

– Я просто стремлюсь быть полезным, сэр.

– Я очень благодарен вам, Джарвис. Полагаю, что без вашей помощи я вряд ли смог бы что-нибудь сделать, – проникновенно сказал Гурьев.

– Спасибо, сэр, – камердинер снова засветился от похвалы. – Хотя вы и преувеличиваете, я…

Джарвис вдруг замолчал. И Гурьев услышал… Он даже не сразу сообразил, что слышит. А когда это произошло, почувствовал, себя так, будто из него медленно, осторожно и с любовью вынимают душу, отправляя её прямо на небеса. О, Боже ты мой, подумал Гурьев. Не может быть. Что там рассказывают о голосах ангелов у Его Престола?! Лягушачий концерт. А это… Что же это такое?!?

Гурьев увидел, как по лицу камердинера покатились слёзы.

– Восемь лет, – прошептал Джарвис, и руки его, держащие поднос, крупно задрожали. – Восемь лет я не слышал, как поёт миледи. Сэр. Вы волшебник, сэр…

Он вдруг выронил поднос и с размаху прижал руки к лицу – словно ударил себя.

– Джарвис, – растерянно пробормотал Гурьев. – Джарвис, прекратите. Вы с ума сошли. Если миледи сейчас выйдет…

Он стремительно обернулся и увидел Тэдди, стоящего в проёме выходящей прямо в сад двери. Глаза мальчика, широко распахнутые, были полны слёз, а подбородок дрожал. Гурьев кивнул и раскинул руки. Тэдди, как маленькая ракета, врезался в него и затих, спрятав лицо у Гурьева на животе. Он обнял мальчика за плечи, погладил, потом легонько встряхнул:

– Ничего, Тэдди. Ничего, малыш. Всё хорошо. Всё будет хорошо, вот увидишь.