— Это катастрофы — две крупнейшие и множество мелких. Их было немало, особенно вначале.

— А что за катастрофы?

— Жизнь на Гае развивалась с тех пор, когда еще не все крупные космические тела упали на планеты, либо навсегда стали их спутниками. В молодой Солнечной системе множество таких объектов вращалось вокруг Солнца. Их орбиты часто пересекали орбиты крупных планет, и столкновения были нередки. Гая встречалась с такими телами несколько раз, и каждый раз это приводило к массовым вымираниям. К примеру, на южном полюсе Гаи есть кратер диаметром пятьсот километров. Его оставил взрыв в миллион раз превысивший мощностью самую разрушительную бомбу когда-либо созданную людьми. Этот взрыв расколол кору планеты, и содержимое ее недр отравило океаны.

— И жизнь не исчезла? — переспросила Ника с недоверием.

— Как ни странно. Оказывается, жизнь не так-то просто уничтожить. Ты когда-нибудь пробовала сделать это хотя бы в масштабах одного дома? — Гая посмотрела на здание, и Ника невольно сделала то же самое. Старое сооружение у основания было плотно увито плющом, в котором, сливаясь с зеленью, пряталась ящерица. Плющ как будто удерживал стремящееся ввысь здание — тянул его к земле. — Можно вывести крыс, — продолжила девушка, — останутся тараканы и муравьи. Особенно постаравшись можно истребить их тоже, но выживет плесень и бактерии, которых можно уничтожить разве что вместе с домом. Однажды зародившись, жизнь может исчезнуть только вместе со своей матерью-планетой, но если планета еще цела, и есть не освоенные пространства, жизнь обязательно их заполнит.

Ника и Гая пошли дальше и оказались у следующей скульптурной композиции. У костра сидела странная обезьяна и, держа обеими руками длинный посох, задумчивым взглядом смотрела на огонь, а от нее куда-то шли трое похожих больше на обезьян чем на людей существ: одно — маленькое, с грушевидной фигурой — шло впереди, другое — высокое и мускулистое — шло за ним, и недалеко позади, опираясь на посох, следовало существо самое худое, совершенно бесшерстное, закутанное в обрывки чужой шкуры, но с самой большой среди всех головой.

— А вот и люди, — сказала Ника.

— Да, они самые. На Гае существовал когда-то континент очень похожий на титанианскую Цэттеру. Экватор разделял его напополам. Центральная часть континента была покрыта густыми джунглями, а северная и южная — жаркими сухими саваннами. Вначале четвертой эры в этих саваннах появились хищные, хорошо организованные, степные обезьяны. Они были медленнее и слабее всех остальных хищников, но одна особенность давала им превосходство: их тела не были покрыты подшерстком, поэтому пот испарялся с их кожи быстрее. Благодаря такой системе теплорегуляции человекообразные могли охотится в жаркий полдень, когда вся саванна принадлежала только им.

Человекообразные всегда вели скрытный образ жизни, были осторожны, и выживали исключительно хитростью и взаимовыручкой. Они ходили по саванне с палкой в руках, чтобы, опираясь на нее, вставать повыше и смотреть над травой. А если хищник оказывался близко, они колотили ею по земле, чтобы его напугать. Постепенно человекообразные стали всегда ходить прямо, а палку стали использовать как инструмент и оружие. Со временем, появились и другие приспособления. Жить в саванне было нелегко. Постоянно приходилось искать воду; трудно было добывать еду; все приходилось делать, постоянно следя за хищниками. Все больше и больше приходилось запоминать: что можно есть, а что нельзя, где есть вода, как ведут себя хищники… Кричать и показывать пальцем уже было мало. Нужно было каждому предмету, существу и явлению придумать имя, еще нужно было как-то обозначить их свойства, действия и свойства действий. Днем саванна принадлежала человекообразным, а ночью они прятались в скалах и окружали себя огнем, которого все хищники жутко боятся. С тех пор, добро у людей стало называться светом, а зло — тьмой. Ночью саванна наполнялась звуками. Человекообразные всегда боялись ночи. Ночью они оставались наедине со своими мыслями, и развитое сознание рисовало страшные картины. Сознание человекообразных всегда стремилось к ясности, а ночь отнимала эту ясность. Инстинкт подсказывал: скрытое может быть опасным; названное и понятое — не так страшно. Назвать — значит понять, объяснить; понять — значить заклясть, пролить свет, подчинить себе. Но были среди окружавших явлений совсем непостижимые, необъяснимые и непредсказуемые. Происшествия как будто происходили сами по себе, без всяких причин. Понять их не было возможности, но разум человекообразных нашел решение, придумав особое слово — «бог». Это нечто не имеющее свойств и образа, но оказывающее действие, влияющее на события. Богов мыслили как существ, пускай капризных, своенравных, но предсказуемых, понятных и всегда похожих на людей, то есть таких, которым можно угодить, с которыми можно договориться — подчинить себе.

— Ты называешь этих существ человекообразными. Разве это были не люди?

— Еще нет. Поначалу было много разных человекообразных существ. У всех у них были общие черты, но они занимали одну и ту же нишу, конкурировали между собой, а значит, должен был остаться только один вид. Одних — самых крупных — убило оледенение, — они просто не смогли добывать достаточно пропитания; других — приспособившихся к холоду — убило потепление. В результате остался только самый слабый, самый ни к чему не приспособленный, самый пугливый, но при этом самый умный и потому стойкий к изменениям вид — люди. Первые люди были некрупными, и потому могли прокормиться даже в самых бедных районах. К тому же, они были самыми умелыми из всех человекообразных. Только люди могли пользоваться луком и стрелами. Это позволило им охотиться на птиц и зайцев, когда не стало более крупных и неповоротливых существ, которых можно было достать копьем.

Ника и Гая прошли уже две трети пути и оказались на некрутой лестнице, которая, плавно изгибаясь, вела туда, где, по всей видимости, находилась конечная цель этой экскурсии.

— Постепенно люди стали замечать, что многие вещи в природе повторяются, — говорила Гая, неспешно переступая со ступени на ступень. — То тут, то там встречаются почти одинаковые предметы, происходят одни и те же события. Нет в природе ни одной вещи, не имеющей своего подобия. Так люди впервые осознали понятие количества, и для его обозначения придумали числа.

Вначале числа были неразрывно связаны с предметами. Не было просто пяти — было пять пальцев, пять овец, пять дней… Только со временем числа отделились от своих воплощений и стали обозначать чистое количество — они начали жить своей жизнью, в своем мире, который, как оказалось, был сложен и необъятен. Сталкиваясь с задачами в реальном мире, люди снова и снова обращались к миру чисел и каждый раз находили в нем решение. Вначале люди пользовались только целыми положительными числами, но потом, когда встала необходимость давать в долг, появились и отрицательные. Некоторые вещи делятся на части, и для записи количества этих частей и их размера относительно целого стали использовать дроби. Появилось понятие нуля. И вот, однажды, люди сделали еще один важный шаг в развитии мысли. Они пришли к представлению о едином и всемогущем Боге. — Сказав это, Гая остановилась и посмотрела вверх.

Ника и Гая стояли перед величественным фасадом, который указывал всеми своими шпилями на бесконечно удаленную точку в небе. Только сейчас Ника не столько поняла, сколько почувствовала, что перед ней храм. Массивная дверь медленно открылась, и они вошли внутрь. Огромное помещение было залито ярким разноцветным светом, проникавшим через множество узких витражей. Шума листвы и пения птиц не было слышно, и каждый, даже самый тихий звук, здесь, отражаясь от каменных стен, мгновенно распространялся по всему помещению. В самом конце, над алтарем, висел, как показалось Нике, распятый человек. Ника испугалась, но, вглядевшись лучше, поняла, что это была скорее статуя. Ника смотрела по сторонам, а Гая вела ее вдоль нефа между рядами деревянных сидений. Тонкие колонны, сливающиеся в свод и бесконечно высокий потолок напомнили Нике центр Акуры и то, какой крошечной она себя почувствовала, впервые оказавшись там.

— Размышления о Боге привели людей к понятию бесконечного, — продолжала рассказ Гая. — Всемогущая сила, вечная жизнь, постоянное стремление к абсолютной духовной чистоте, — все это было неотъемлемыми частями единобожия. Так появились в математике бесконечно большие и бесконечно малые величины, а затем и пределы, функции, производные и интегралы. Ведь что такое производная? Это отношение двух в пределе бесконечно малых величин — язычник никогда не пришел бы к такой концепции. В какой-то момент математика стала совершенно бестелесной, неизобразимой и необъяснимой на бытовых примерах. Ее передовые достижения стали уделом узкого круга посвященных и никогда уже не были доступны обывателю. По началу, люди все же верили в потусторонние силы, хотя и видели, что природа скорее подчиняется строгим математическим закономерностям, а не высшей воле. Единобожие стало скорее необходимостью, ведь отсутствие языческих — материальных — богов уже было очевидным. Понятие Бога становилось все более абстрактным, удаленным от реальности. Ему отводилась область непознанного, которая стремительно сужалась, и в какой-то момент Богу вообще не осталось места в модели мира. Вера стала уделом обывателей, для посвященных же осталась лишь всемогущая математика.

Только у первого ряда сидений Ника смогла разглядеть то, что показалось ей вначале статуей. Это был прикованный к стойке человекообразный робот. Его глаза мертвецки пустым взглядом смотрели на алтарь, который оказался не алтарем, а скорее каким-то устройством, похожим на панель управления.

— Присаживайся, — сказала Гая, указав на скамейку.

— Что это? — спросила Ника.

— Это? Это то, как люди представляли себе будущее, но все было совсем иначе. Приблизительно за двести лет до моего рождения ученым удалось создать законченную математическую теорию вселенной названную впоследствии космометрией. Мощь этой теории невероятна. Оказалось, что вселенная во всех своих проявлениях обладает удивительной однородностью. Все ее процессы, какими бы сложными или простыми они ни были, можно описать космометрическими числами, интерполируя и экстраполируя которые, можно с достаточной точностью предсказывать события, будь то движения атомов, судьбы людей или целых народов. Элементарная частица, человек или отдельно взятая группа людей, — все это космометрические числа разных порядков.