В понедельник вечером, когда Макс пригнал от своего дома мой бмв на парковку вместе с бумагами, подтверждающими право собственности Михаила Васильевича на землю, где стояла Северная оранжерея, я уже внес остаток суммы, который Алина не успела получить за свое репетиторство по ценным бумагам. Я мог дать ей в пять раз больше, и от меня бы отнюдь не убыло. Но я повел себя, как последний кретин, заставив зарабатывать даже такую мелочь. И не кого-то, а свою собственную девушку. Ведь так научил нас дед.

Только когда стало слишком поздно, я начал об этом сожалеть.

— Ты уверен, что не хочешь сам их отвезти? — Свят с неохотой покосился на папку с документами. Он приехал забрать вещи, которые они с Алиной забыли в спешке во время своего побега из нашей квартиры.

— Безумно хочу, — честно признался я, — но не могу. Там лежит карточка с моим номером телефона. Пусть звонят, если возникнут проблемы.

— Адриан… ей очень-очень плохо. Извинись перед ней! Что с тобой не так?!

— Хватит! — рявкнул я. — Я защищаю ее от гораздо большей беды, чем разбитое сердце!

— Твой брат? Алине угрожает что-то?

— Нет! Пока я держусь на расстоянии, с ней все будет хорошо.

— Адриан, сколько можно?! Сколько еще вы будете терпеть это дерьмо?! — заорал на меня Свят. — Сомневаюсь, что у Артура чистая репутация! Чем он угрожал тебе на этот раз?!

— Это только наше с ним дело! И я все исправлю! — Рявкнул я, чувствуя, как теряю терпение. Свят не унимался в своих угрозах, так что я просто впихнул в его руки папку с документами, схватил ключи с пальто и вылетел из квартиры.

Мне катастрофически не хватало волчка. X6 разгонялся медленнее и, хоть разница и была в каких-то полутора секундах, в тот вечер я остро ощущал этот временной разрыв. Но в глубине души я все же был рад, что Макс выбрал именно его. В волчке была слишком острая концентрация моих воспоминаний о Алине. Я утопил педаль газа в пол, и спустя 15 минут уже достиг того конца Московского проспекта, где располагалась кофейня Алины.

Сколько раз я мог забрать ее отсюда, когда она, сонная и уставшая сдавала свою смену. Сколько раз мог отвезти ее к смене, начинавшейся вместе с рассветом. Я ни разу этого не сделал. Со мной она могла вообще ни в чем не нуждаться, но я и в этом ей отказал. И в таком обличье она все равно сумела меня полюбить.

Я не был уверен, что Алина работала тогда, просто очень хотел испытать судьбу. Когда же я увидел ее бледное личико с погрызенной нижней губой и распухшими от слез глазами, мне хотелось наплевать на угрозы Артура, схватить ее в охапку и молить о прощении до тех пор, пока она хотя бы не пообещает подумать. У меня сердце сжалось буквально до размеров фундука, потому что в итоге я и оказался тем говнюком, что заставил ее так страдать.

И я не мог! Я опять не мог ничего изменить! Мне хотелось крикнуть ей через весь зал: "подожди немного! Нам с Агатой нужно лишь вернуться обратно в Гамбург, чтобы расправиться с Артуром на своей территории. Полгода. Всего полгода, мы выпустимся из универа, и больше ничего не будет нас удерживать в этом городе. И тогда… тогда Артур испытает все то же, что и мы по его вине. Он больше не сможет шантажировать нас твоей матерью. И я верну тебя назад во что бы то не стало! А пока я буду любить тебя сквозь твою ненависть ко мне. Я все равно буду рядом."

Но вместо этого я молча стоял в дверях, как истукан, и пялился на ее фигурку, казавшуюся теперь ещё меньше. А она же снова знала о моем присутствии, но больше даже не смотрела в мою сторону.

Не понимаю, откуда во мне тогда появились силы, чтобы уйти. Оставить ее в таком состоянии, даже не попросив прощения.

Ещё постараться надо, стать таким мудаком.

Как это частенько бывало в Петербурге, к 31 декабря в городе растаял весь снег и пошёл дождь. Эллина с Агатой насиловали шкафы, выбирая наряды для вечеринки, неизменно перетекавшей из новогодней в именинную. Мы ещё ни разу не нарушили традиции отмечать в «MadMary». Маша закрывала бар для посторонних в обмен на то, что мы делали ей двойную выручку. К третьему году, я думаю, она сама поняла, насколько же это было для неё выгодно.

Ни я, ни Агата не планировали праздновать. Мы оба лишились тех, с кем особенно хотелось разделить эту ночь. Но наши друзья коллективно восприняли это как личное оскорбление, чуть ли не насильно навязав нам праздничное настроение. Если бы это был не последний день рождения, который нам предстояло отметить в Петербурге, думаю, мы бы так и не сдались.

Саша, новый телохранитель моей сестры, оказался куда более сговорчивым и человечным, проще шёл на контакт и не превращал Агату в комок возбужденных нервов. Он легко нашёл общий язык со всеми нами, и умудрялся не выпадать из нашей начинавшей пьянеть компании, оставаясь в ней единственным трезвенником.