— Время убивать и время врачевать… — пробормотал Ройтер строку из Экклезиаста.

— Именно! И сейчас время быть свидетелем и нести слово правды….

— Вы, наверное, были хорошим командиром… — усмехнулся Ройтер.

— Почему вы так решили? — удивился пастор.

— А вы обладаете даром убеждать.

— Убеждать — это моя работа, — улыбнулся он. — Идите, выполняйте свой долг… — Пастор сделал рукой в воздухе крест. Но, если вы останетесь живы, увидите — сокрушительный крах Рейха очень скоро станет его триумфом. Может быть, не здесь, может быть, совсем на другом конце земли. В африканских саваннах, в амазонской сельве… И, возможно, это будет совсем не похоже на то, что было до этого… Достаточно двух десятков арийцев…

В общем, не верьте Геббельсу, когда он говорит «Упивайся войной, ибо мир будет ужасен»… Думайте о будущем. Даже не о детях, а о внуках и правнуках… Вот вам ваша вода, да поможет вам Бог!

Берег удалялся от него. За кормой вспенился белый бурун. В этот порт они уже точно не вернутся… U-2413, как огромный кашалот, сверкая мокрыми боками, уходил в море. Курс — Мюрвик. «Странное дело, — подумалось Ройтеру, — с чего начал — тем и закончил». И вдруг, как уже было в Готенхафене, его обдала с головы до ног холодная волна. Теперь он понимал, что это было такое. Это была безысходность. Это было ощущение того, что НИЧЕГО уже нельзя поправить. «Вероника!!!» — как электрический разряд промелькнуло в его мозгу на фоне отдаляющегося берега. Почему он ничего не предпринял, чтобы разыскать ее? Она же наверняка была где-то поблизости, может, в центральном архиве в Берлине, а может, и в Вильгельмсхафене. Там еще нет союзников. Но через 2 суток ему надлежит прибыть в Мюрвик. Так, значит, все. У него приказ… Какое значение имеют приказы ТЕПЕРЬ? Ну что ж, он привык к потерям. Шепке, Деген, Гаццана-Прьяроджия, Анна, Вероника. Может быть, ей повезет, и она сойдет просто за вольнонаемную сотрудницу… Может, и нет. Чего можно ждать от большевиков… Но он сейчас ничего поделать все равно не может… Хельмут попробовал сконцентрироваться, как его учил Накамура. Он подставил лицо ветру и брызгам и закрыл глаза. Вой ветра и плеск волн постепенно перерос в рев толпы, многоголосья, которое постепенно сменилось звенящей тишиной… «Где ты?»… «Где ты?» — вызывал Ройтер. — Глухо, нет ответа. Но среди мертвых ее пока точно нет. Сердце пока бьется. Какие-то вибрации идут… Но откуда?

— Командир, воздушная цель по пеленгу 160, — разбудил его голос вахтенного.

— Срочное погружение! Самый полный вперед!

Кашалот с непонятным наростом на хребте нырнул в глубину. Пулеметная очередь прорезала глубину вод, не достигнув цели. И четыре животных говорили «Аминь!».

За стеной злобно щелкала пишущая машинка и бубнил монотонный голос Люде-Нойрата: «В результате авиационных бомбежек в последние месяцы всякое военное производство упало до минимального уровня. Каких-либо резервов боеприпасов, оружия или техники в наличии не имеется. Транспорт совершенно нарушен, так что восполнение или перевозка какого-либо сырья, готовой продукции или средств связи невозможны. Группа армий в Италии капитулировала. На востоке войска юго-восточной группировки организованно отступают в Югославию. Группа армий Рендулича удерживет свои позиции в Остмарке. Группа армий генерал-полковника Шернера держит фронт против русских. Однако обе вышеназванные группы армий обеспечены боеприпасами и горючим лишь на короткое время. Деблокирование Берлина не удается. Армия Буссе, стремясь избежать окружения, отступает на запад. Наступление армии Венка к прорыву не привело. Группа армий на северном участке Восточного фронта находится в состоянии разложения и отступает в направлении Мекленбурга. Войска в Восточной и Западной Пруссии подавлены русским превосходством в силе. Фронт в Курляндии продолжает держаться. Однако его снабжение боеприпасами и горючим более не может осуществляться из-за их нехватки. Поэтому падение этих фронтов точно так же, как и в случае Шернера и Рендулича, является лишь вопросом времени. Военно-морской флот пытается вывезти из Курляндии, Восточной и Западной Пруссии как можно больше войск морским путем. В северо-западной Германии остаются еще не занятыми противником Восточная Фрисландия и Шлезвиг-Гольштейн. Достаточных сил, чтобы сдерживать ожидаемое наступление противника, здесь нет….» Нет того, нет этого… Только и знают, что рапорта строчить… Нет горючего? — добудьте его у врага! Нет патронов? — сражайтесь саперными лопатками! Нет людей? — вооружайте горожан, крестьян, рабочих!

Ройтер еще пребывал в возбуждении после их успешного рейда в Гранвилль. Он собственными глазами видел, что англо-американская военная машина рушится под дерзкими ударами смелых безумцев. Как восточные пленные шли на вооруженных американцев с кусками угля и штырями стальной арматуры. Как эта толпа сметала охраняемый периметр… Если бы мы имели хоть малейшую поддержку армии — мы бы рассеяли англо-американскую группировку в Нормандии. Рассекли бы ее пополам…

В кабинете гроссадмирала было удивительно тихо. И это несмотря на то что в нем скопилось не менее двух десятков людей. В основном командиры подводных лодок. Все молчали. Слышно было только, как в соседней комнате постоянно звонит телефон и хриплый голос Люде-Нойрата отвечает: «да, „Радуга“ отменяется… да, приказ гроссадмирала… нет, ему еще нужны корабли… отход с востока продолжается… Нет, не могу соединить с гроссадмиралом. Он спит…» Но гроссадмирал не спал. Мрачный, но неизменно подтянутый и деловитый, он вошел в кабинет. Здесь все знали друг друга лично. Лучшие из лучших, цвет подводного флота Германии. Здесь не было Кречмера, Прина, Шепке… Но здесь были Лют, Топп, и еще два десятка не менее заслуженных. Подводники приветствовали его по-военному, и только Лют и Ройтер-Нойман автоматически вскинули руки в нацистском салюте. Они переглянулись. Вот угораздило сейчас! Все помнили, что Дёниц недолюбливает НСДАП. Гроссадмирал знал, что перед ним сейчас капитан-колбаса. Но другие этого не знали. Сегодня утром он награждал Ноймана-Ройтера знаком Подводника с бриллиантами. Нойман был последним, кто получил эту награду.

— Друзья мои! — обратился гроссадмирал к подводникам. — Я собрал лучших. Выслушайте мой последний приказ… Я понимаю всю серьезность положения и хочу вам сказать. Мы все равно победим. Потому что у нас есть такие как вы. Я вырастил вас, я дал вам в руки грозное оружие. Вы сражались достойно, но судьба распорядилась так, что мы должны отступить. Так далеко мы еще ни разу не отступали. У вас на кораблях — ценнейший груз. Это будущее немецкого народа. Это все, что у нас осталось, чтобы продолжить борьбу. У каждого из вас есть пакет. Вскроете его, когда выйдете в море. Уходите, как умеете, — никаких указаний больше не будет — каждый сам за себя. Да! И не верьте в то, что вы будете слышать обо мне. Я скорее умру, чем отдам вам приказ сдаться врагу.

— Идите, — Дёниц поднял глаза на Ройтера. — И призовите всех морских чертей себе в союзники!

2 мая противник в ходе своего наступления форсировал Эльбу у Лауэнбурга и немедленно развил его до побережья Балтийского моря, пробившись к Любеку и Шверину. Голландия, Дания и Норвегия, так же как и Бискайский залив, острова в Ла-Манше и Дюнкерк, все еще находились в руках немцев. Спасаясь от продвигающегося вперед русского фронта, миллионы беженцев из числа гражданского населения, особенно в Северной Германии, устремились на запад. Военно-морской флот в результате авиационных налетов на гавани и непрерывного использования для транспортировки в норвежском и восточном районах понес серьезные потери в надводных кораблях. Из крупных кораблей в составе действующих остались только «Принц Ойген» и «Нюрнберг». Люфтваффе имели лишь ограниченные силы. Применение военной авиации крайне ограничивалось нехваткой горючего и продолжало сокращаться. Общая картина положения на фронтах ясно показывала, что с военной точки зрения война была проиграна.

Ройтер вскрыл конверт, как и было предписано, выйдя в открытое море.