— Ну, это вы оставьте. В здоровом теле — здоровый дух, как медики говорят. А по моим личным наблюдениям, чем человек полнее, тем хладнокровнее. Полнота волноваться мешает, учтите это.

Филимонов смотрел недоумевающе: нервы натянуты до крайности, а генерал насчет полноты рассуждает.

— Чайку бы нам, с дороги согреться, — сказал Белов. — Пока готовят, доложите, что с батальоном.

Павел Алексеевич сбил-таки напряжение. Заставил Филимонова говорить почти спокойно. Картина, со слов полковника, вырисовывалась тяжелая. 3-й стрелковый батальон двигался к населенному пункту Быково, выполняя роль усиленного авангарда. Бойцы шли в колоннах. Разведку комбат не выслал из-за самоуспокоенности. Дивизия освободила несколько сел и деревень, людям показалось, что все просто: фашисты бегут, только успевай их догонять. А немцы воспользовались беспечностью комбата, устроили засаду, замаскировав в лесочке две роты пехоты и десять танков, в том числе огнеметные.

Фашисты ударили с близкого расстояния, потери сразу были очень большие. Люди побежали назад по чистому полю, гитлеровцы расстреливали их из пушек и пулеметов. А помочь некому — главные силы полка недопустимо отстали от авангарда. Следовало вызвать огонь артиллерии, прикрыть отступление батальона. Но комбат растерялся…

— Причина? В чем причина неудачи, полковник?

— Невыполнение уставных требований по организации марша. Потеря бдительности. А штаб дивизии и я лично занялись текущей работой, ослабили контроль.

— Пусть это будет уроком для вас, — поднялся Белов. — Не уставайте повторять командирам всех степеней, что немцы — противник умный, расчетливый, хитрый. Они используют малейшую нашу промашку. А про контроль — это вы правильно. На этот счет тоже крепко подумайте…

Из штаба дивизии генерал Белов со своими спутниками отправился к северной окраине Быково. Там работали трубачи одного из кавалерийских полков, выполнявшие обязанности похоронной команды. Окоченевшие трупы складывали в большие братские могилы, зиявшие возле дороги. А чуть дальше стояли выгоревшие коробки немецких танков. Их, хоть и с запозданием, настигли все же снаряды.

— Михаил Дмитриевич, оставайтесь в дивизии и проведите расследование, — сказал генерал Грецову. — Подготовьте приказ для всей группы войск. Суть: никакого зазнайства, строгое выполнение устава. А командира полка, допустившего это безобразие, в трибунал.

Долго ехали молча. Комиссар Милославский сдвинул на затылок шапку, сказал негромко;

— Я беседовал с командиром, который организовал марш. Опыта мало, а человек он свой…

— Разве у нас на командирских должностях есть чужие? — повернулся Белов. — Вы понимаете, кто виновен в гибели батальона? Есть два виновника: немецкий офицер, устроивший засаду, и этот командир, который по халатности, по скудоумию, по военному бескультурью допустил элементарную ошибку. Нет, не ошибку, а преступление — погубил сотни бойцов. Кто за это ответит? А главное — где гарантия, что он снова не ошибется? Если он дурак — это надолго.

— Значит, высшая мера?

— Решит суд.

— Мнение командира группы войск очень веское, товарищ генерал. А человека судить будут нашего, советского, — упрямо гнул комиссар свою линию.

— Наши врага бьют, а не своих под огонь подставляют.

— Из бедняков он. Пастухом был, грамоте научился поздно.

— Ну и что?! — резко сказал Белов. — Какое это имеет отношение к его командирским качествам?! Они сейчас — главное мерило. Ты же думающий человек, комиссар, а повторяешь нелепый довод: если из пастухов, значит, давай, командуй! А позволь узнать, он когда пастушил-то, в детстве?

— Наверно.