— Дивизия ваша, гвардии подполковник, на восемьдесят километров вперед ушла. Какой же вы резерв?! За двое суток до фронта не доберетесь!

— Так точно, товарищ гвардии генерал-майор! Я все понимаю. — Данилин слегка бравировал, чувствуя неуязвимость своих позиций. — Но что делать? Командир дивизии не отдавал другого приказа.

— А как он отдаст? Радиосвязи нет, по сугробам к вам не скоро доскачешь.

— Этого я не знаю.

— А то, что полки с боями вперед идут, это вы знаете?

— Конечно. Мой полк тоже до самого Лихвина так шел.

— Мы вот с вами за столом прохлаждаемся, а ваш друг Аркадий Князев лежит со своими эскадронами где-то на снежном поле под немецким огнем. Люди гибнут, и сам он, может быть, уже кровью умылся. А помощи нет, некому на немцев с фланга нажать. Вспоминает, наверно: где там застрял Данилин с полком? Скоро ли на выручку подоспеет?

У подполковника белым стало лицо; глаза удивленные, злые. Медленно поднялся он со скамьи.

— Я не трус… Вы меня в бою видели!

— Видел. Сядьте, — ладонью хлопнул Белов по столу. — Трусов под суд отдаю, с ними говорить нечего. У вас другое. Отсутствие разумной инициативы — вот как это называется. Если ваш полк продвинется на пятьдесят километров вперед — хуже это для дивизии или лучше?

— Не знаю. Мое дело выполнить приказ. А здесь мы не прохлаждаемся. Мы людьми до штата пополнились, коням отдых дали. В дивизии теперь свежий полк. Может, Баранов и хотел этого.

— Какие вы у меня грамотные, — со вздохом произнес Белов. — Ну, налей посошок на дорожку.

Выпил, поморщился. Искоса взглянул на командира полка.

— Вижу, стыдно тебе, Данилин. Трофеи тебя приковали.

— Застыдишься, товарищ генерал, если по-вашему рассуждать.

— А ты по-своему рассуди, подумай как следует…

Пока Белов собирался в путь, подполковник несколько раз выходил из комнаты, разговаривал о чем-то с Михайловым, отдавал распоряжения. Когда Белов стоял уже возле двери, задал вопрос:

— Товарищ генерал, я понял так: приказ командира дивизии вы отменяете? Полк поднят по тревоге, сейчас выступаем.

— Желаю успеха. До встречи на передовой.

Белов распахнул дверь и вышел в холодные сени. Вездеход ожидал у самого крыльца. Водитель зябко ежился и позевывал после короткого сна. Адъютант Михайлов был явно не в настроении. Негромко ворча, возился в углу кабины. Там что-то стукало и позванивало всякий раз, когда вездеход встряхивало на ухабах.