– Я тоже рада, мистер Коллиар. – Ее собственные слова исходили откуда-то из глубины горла, тугие и нелепые, как будто она никогда прежде не говорила, как будто разучилась двигать губами. Салли поспешила закрыть рот и прикрыла глаза, плотно сжав веки, чтобы не видеть, как он смотрит на нее.

«Пусть смотрят, и вскоре они обнаружат, что смотреть в общем-то и не на что…»

Однако она не обладала способностью долго ждать. Молчание – ужасное, гремящее словами, которые она не могла высказать, – давило на нее, и она должна была открыть глаза. Но она не станет смотреть на Коллиара, ибо он не может находиться в ее мире. Он был для нее как вода и воздух, как солнечный свет. И по-прежнему оставался таким. Он был всем, что только можно представить. И чего она не может иметь.

Произнесенные ею слова Коллиар принял кивком головы, продолжая смотреть на Салли все с той же серьезностью. Три вертикальные линии пролегли между его бровей. О господи… Даже его нахмуренность была дорогой до боли.

Под тяжелым взглядом Коллиара Салли не находила подходящих слов, которыми можно было бы заполнить разрастающуюся, болезненную пустоту. Она могла лишь наблюдать, как он смотрит на нее, пребывая в настолько глубокой тишине, что казалось, будто они находятся в каком-то безлюдном мире, а не рядом друг с другом в переполненной гостиной.

А слова по-прежнему не находились.

– Хотел бы заметить, мисс Кент, – нарушил Коллиар затянувшееся молчание, – что у вас замечательный шрам.

Салли не ахнула, в отличие от других, не вскинула руку, чтобы прикрыть лицо, как в инстинктивном сочувствии сделала Грейс. Она не позволила горячей волне подобраться к ее глазам и приняла удар молча, без содрогания, меж тем как болезненное онемение втекало в ее грудь, заполняя пустоту легких, пока не возникло ощущение, будто она тонет.

Вокруг слышался ропот возмущения, боковым зрением Салли видела, как братья сплотились, словно образуя дамбу перед наступающим океаном, чтобы избавить ее от еще большего огорчения.

– Черт возьми, Дэвид… – начал Мэтью, который сразу же растворился на периферии ее зрения вместе с окончанием фразы.

Грейс тоже выразила свое негодование:

– Послушайте, сэр, что означает подобное…

Но Оуэн остановил ее:

– Грейс, не надо.

И они также сдвинулись за края ее восприятия.

Потому что Салли видела то, чего не видели другие. Она видела, как осторожно держится Коллиар, насколько он бдителен.

Она понимала, что Дэвид балансирует на той же грани, что и она.

Это вызвало у Салли если не надежду и облегчение, то по крайней мере… любопытство. Если он явился сюда не ради причинения боли или разоблачения – а она была уверена, что не для этого, – то какого черта ему здесь надо?

Для Салли не существовало ничего и никого, кроме Коллиара, который подступал все ближе, пока не подошел совсем вплотную, так что ей пришлось поднять голову, чтобы видеть жесткие линии его лица. Он смотрел на нее слегка нахмурясь, пристально и даже сурово, но эффект этого взгляда странным образом смягчался таким домашним запахом крахмала, исходившим от его рубашки.

Дэвид поднял руку и кончиком пальца провел по розовой линии, идущей от ее виска. И это прикосновение было не слишком приятным, вызвав ощущение жаркой пульсации.