Поднявшись с табурета, Терехов сложил карту и убрал ее в планшет. Туда же последовал и карандаш.
– У меня просьба, – произнес я, наблюдая за неторопливыми сборами капитана. Дождавшись, когда он обратит на меня внимание, я добавил: – Платье для Насти. Она ходит в хламиде какой-то. Нормальное, хорошее повседневное платье. Лучше, конечно, пару. Но одно – обязательно. И обувь. Обувь тоже нормальную, должна же она быть у них. Магазины какие-то. Хорошо?
Капитан некоторое время смотрел на меня, и на лице его, обычно непроницаемом, было написано удивление. Наконец, хмыкнув, он ответил:
– Договорились. Я скажу о твоем требовании.
Другие
Солнце слепило глаза. Недовольно сощурившись, Свиридов пересел, расположившись боком к дневному светилу. Йозеф Книппель повторил маневр лейтенанта.
– Вы готовы мне назвать места? – осведомился немец, устроившись на изрубленном чурбаке во дворе заброшенного крестьянского хозяйства.
Лебеди после их повторной колонизации, безусловно, заполнились народом. Так сложилось, что северную часть деревни заняли советские разведчики. Бо́льшую, южную, – немцы. Изыскатели, рабочие, обслуживающий персонал, солдаты. Каждая из сторон, в меру своих сил, возможностей и умения, обустраивалась. А вот между занятыми территориями образовалась своеобразная буферная зона, представляющая собой типичную картину разрухи.
– Готов, ясное дело, – согласился Свиридов, – только у меня условие. Вернее, не у меня, а у мальчишки. Нужно будет его выполнить.
– Что за условие? – недовольно поморщился Книппель.
– Пара платьев для девушки. Хороших, красивых. Для повседневной носки. Белье. Обувь для нее же.
Немец ошарашено посмотрел на лейтенанта. Убедившись, что тот не шутит, осведомился:
– Все?
– Можно и побольше вещей. Я назвал самые необходимые.
– Хорошо. Я сделаю это в ближайшее время. Давайте места и координаты! – практически не задумываясь над ответом, выпалил Книппель.
Свиридов усмехнулся. Покачал головой, кривя ухмылку:
– Тебе не нужны размеры, чтобы предоставить платья и обувь? Хитришь, Йозеф?
– Хорошо. Давай размеры.
– Платье – сорок второй, обувь – тридцать шестой. Запомнишь?
– Запомню, – кивнул Книппель, – теперь место!