— Да, разумеется, мы уже идем, — сказал Арвай Сансар, превратившись в человека.
После чего Арвай, Ева и Эра встали и проследовали за Манасом в один из коридоров, выходящих из комнаты со мхом. Коридор оказался не очень длинным, но при этом почему-то весьма извилистым. Он привел их в достаточно большую пещеру, в которой напротив входа было круглое свободное пространство, вероятно рассчитанное на то, чтобы вместить весь клан волков, которое оканчивалась кривыми каменными ступенями. Ступени, судя по всему, имели природное происхождение, похоже было, что раньше по ним спускался вниз водопад. На ступенях удобно расположились Зарина и родители Манаса — красивые серые волки. Перед каждым лежала свежая мертвая дичь. В том месте, до которого Манас довел снежных барсов, лежало три больших зайца.
Надо сказать, что барсы до этого зайцев практически никогда не видели, но слышали, что они очень вкусные.
— Сначала еда, потом разговор. Ешьте на здоровье, дорогие гости, — сказал Манас и затем, поднявшись на одну из ступеней, также приступил к трапезе.
Зайцы действительно оказались очень вкусными, и ирбисы получили невероятное удовольствие от каждого съеденного кусочка. Окончив еду, Арвай Сансар и девушки превратились в людей и слегка поклонились волкам в знак благодарности за пищу.
Затем отец Манаса сказал: «Меня зовут Ахмет, и мы вместе с моей прекрасной женой Аксаной рады приветствовать вас в нашем логове. Ваши имена мы уже знаем, так что можете не представляться. Огромное спасибо, что помогли добраться сюда нашей будущей дочери Зарине. Мы безгранично рады её появлению, так как теперь наш сын не будет мучиться и страдать, а будет радоваться и любоваться своей красавицей женой. О лучшей партии для него мы не могли и мечтать. Жаль, что семья Зарины критически отнеслась к такому союзу и не оценила его потрясающие перспективы. Но они нашему клану не угрожают, так что проблем нет. Мы решили не затягивать со свадьбой, поэтому она состоится завтра на закате. А уже после этого мы проводим вас домой».
«Какие же все волки всё-таки красноречивые», — подумал Арвай Сансар, слушая речь Ахмета, а вслух сказал: «Нам бы не хотелось так надолго отсрочивать наше возвращение домой. Если люди Эмирлана добрались до нашего клана, пусть даже и с опозданием благодаря Зарине, они уже успели предъявить свои требования и направляются обратно. Получается, что если мы как можно быстрее не вернемся домой, ирбисы могут уже начать выполнять требования волков».
— Да, ты прав. Но, во-первых, вряд ли твой отец настолько глуп, что поверит волкам на слово. Скорее всего, он потребует сначала выдать ему одну из девушек в качестве залога и доказательства, а потом уже начнет выполнять их требования. Во-вторых, по нашим обычаям на свадьбе вожаков стаи должны присутствовать все члены стаи, иначе брак не будет считаться действительным. Свадьбу отложить мы никак не можем, поэтому если вы уйдете сейчас, то только без сопровождения. В-третьих, посмотри на своих подруг, они до сих пор не до конца поправились, им не под силу будет выдержать сейчас ещё одно большое путешествие, — рассудительно сказал Ахмет.
— Вы абсолютно правы. Я вижу, что Вы очень мудрый волк и ценю Ваше отношение к нам. Однако риск слишком велик. Я очень переживаю за наш клан. Вы верно сказали насчет здоровья Евы и Эры, поэтому я отправлюсь домой один и прямо сейчас. Мне не нужна защита, поэтому сопровождать меня не надо. Я готов рискнуть. А девушки останутся пока у вас. Можно даже дать им на восстановление и отдых больше времени, чем до окончания свадьбы. А потом мы будем вам очень благодарны, если вы выделите волков, чтобы проводить их до нашего клана, — сказал Арвай, абсолютно уверенный в правильности своих рассуждений.
— Нет, Арвай, нет, так нельзя, ты не можешь идти один, — взволнованно сказала Эрдэнэ.
— Эра права, это очень опасно, — поддержала подругу Ева.
— Другого выхода я не вижу, — твердо сказал Арвай.
— Мы уважаем твое решение, Арвай Сансар. Это достойный поступок, и я лично обещаю тебе доставить твоих подруг домой в целости и сохранности, — сказал Ахмет.
После окончания ужина Арвай вежливо поклонился всем присутствующим и направился к выходу из логова. Пройдя коридор, ведущий в комнату с островками мха, Арвай Сансар услышал окрик: «Арвай!» Он обернулся и увидел Эрдэнэ, которая тут же стремительно подошла к нему. Девушка робко заглянула Арваю в глаза и тихо сказала: «Пожалуйста, будь очень осторожен. Мы столько уже пережили вместе, и мне бы не хотелось терять тебя».
— Ты очень милая девушка, Эра, — сказал Арвай, — Похоже только ты беспокоишься за меня. А Ева думает лишь о себе и своих принципах.
— Ты не прав, — мягко сказала Эрдэнэ, — Ева на самом деле очень хорошая, просто излишне категоричная.
— Ты очень добрая и очень красивая, — сказал Арвай.
— Удачи тебе, — сказала Эрдэнэ и, положив руку на весьма внушительный бицепс Арвая, приподнялась на цыпочках и поцеловала его в щёку. Её глаза блеснули в полумраке пещеры и Арвай понял, что Эра готова расплакаться. Слезы он переносил плохо, а потому поспешил превратиться в снежного барса и покинуть логово.
Как и все ирбисы, Арвай Сансар не просто прекрасно ориентировался на местности, но и всегда в любом месте, в любой ситуации, в любое время дня и ночи инстинктивно четко чувствовал, в какой стороне находится его родной клан. Ночной холодный воздух, запах гниющих листьев, звуки и шорохи ночного леса, ощущение напряжения в каждой работающей мышце его тела, отсутствие рядом других зверолюдей — всё это давало Арваю ощущение беспредельной, упоительной свободы. Ему казалось, что он летит и летит не куда-нибудь, а домой, наконец-то. На какое-то время Арвай просто отключил мозг и наслаждался. Но долго пребывать в таком состоянии он не мог. По натуре своей Арвай Сансар был человеком очень много думающим. Это было и его преимуществом, так как всё время интенсивно работающий мозг легко находил выход из любых ситуаций, и его проклятием, так как думать он не переставал даже тогда, когда хотел не думать. Поэтому Арвай очень любил спать, ему как правило снились хорошие и приятные сны, и в них не надо было думать ни о чем. Как будто кто-то мудрый и знающий управлял сверху каждым его поступком во сне, и при этом Арвай был совершенно точно уверен, что всегда поступает правильно. Это давало ему ощущение спокойствия и защищенности. И Арвай тут же представил, как вернувшись домой, после того как он расскажет об их приключениях и ответит на все вопросы, он уляжется в своей родной пещере и будет спать долго и безмятежно, потому что больше не надо будет никуда бежать и никого спасать.
Несмотря на продолжительный дневной сон, Арвай чувствовал себя уставшим и как будто даже немного старым. В его понимании только люди в возрасте могли волноваться столько, сколько он это делал в последнее время. Арвай волновался и за своих родителей перед лицом волчьей угрозы, и за безопасность своего клана, и за Эру, когда она была на грани смерти, и даже за эту чертову Еву он волновался! Хоть она, конечно, и понаделала уже делов, но всё равно каким-то непостижимым образом умудрилась стать для Арвая очень близким человеком. И теперь он за Еву волновался — волновался, потому что довольно четко представлял какая безрадостная судьба её ждет. При этом ещё совсем недавно Арвай и представить себе не мог, что будет беспокоиться о ком-то кроме себя. И если бы ему сказали это, то не поверил бы. Арвай Сансар был человеком, который всегда, с самого детства, искренне, преданно и безраздельно любил только самого себя. Иногда он чувствовал в душе какую-то теплую волну в отношении родных, но последние годы это случалось всё реже. Родителей он может быть когда-то и любил, но это явно закончилось ещё в детстве. Теперь он воспринимал их как необходимость, как ношу, с которой ему суждено жить ещё очень долго. Он не желал им зла, но и любви уже не чувствовал. До недавнего времени они были источником его беззаботной и расслабленной жизни. Это Арвай ценил и хотел бы, чтобы так было всегда. Но в тот момент, когда отец отправил его в разведку, Арвая посетила мысль: «Зачем вообще мне теперь нужны родители?» Брата и сестер он не то чтобы ненавидел, но его искренне раздражал сам факт их существования — существования ирбисов, которые были лучше его и с которыми его не переставали сравнивать. Он с одной стороны понимал, что думать так о своей семье плохо, но с другой стороны думать иначе он не мог — это было бы лицемерием перед самим собой, а значит вообще полным бредом.