— Как это, торговля временем?

— Минутами трехсотлетия. Кстати, она была осуществлена — продавалась минута трехсотлетия.

Вот вы, например, в этот момент целуетесь с девушкой, стоите на Петропавловской крепости, на бастионе… И покупаете этот момент, эту минуту. Продано было этих минут — до дури. Но это не коммерческий проект, мы не заработали, но выглядело это красиво. Идея, кстати, где-то позаимствована, по-моему, у французов.

Было предложение построить зоопарк, но депутаты его не пропустили. Именно не пропустили. Не по политической причине, а из «доброжелательности» к супруге губернатора, которая патронировала проект. Во всех странах мира принято, что супруги обычно какую-то благородную миссию выполняют — обычно патронируют учреждения образования, здравоохранения. В данном случае это был зоопарк, нужный всем нашим детям. В общем, ничего не вышло, хотя и зоны были уже намечены. Хотели построить аквапарк, опять зарубили, теперь ездят в аквапарк в Хельсинки.

— Вы можете ответить за каждую потраченную копейку?

— Очень легко могу ответить, потому что через нас деньги на федеральные объекты вообще не шли, они шли по принадлежности по предмету ведения — на строительство, на здравоохранение, на архитектуру, на реставрацию, на благоустройство. Через наш комитет шли деньги только на продвижение проектов, скромные пиар-проекты. Мы делали буклеты, рассказывали людям, информировали население о проекте, делали пригласительные билеты на мероприятия, снимали фильмы, издавали какие-то книжки. В первом году бюджет нашего комитета был три тысячи долларов (только вдумайтесь в эту цифру), мы тогда издали один буклет. Во второй год — тридцать, а вот в самый решающий год, когда надо было действительно информировать и международное сообщество, и регионы, и страны СНГ, и питерцев, у нас было одиннадцать миллионов рублей. Это не такие большие деньги, за которые нельзя было бы ответить. Тем не менее Счетная палата Петербурга проверила нас и дала справку о том, что у них нет претензий к нашей деятельности.

— Как вы вообще не сошли с ума?

— Я сошла, почему же нет? У меня была навязчивая мысль — где взять денег? Идей у всех много, а денег — нет. Но это же очень интересно! То приходит менеджер Волочковой, то надо общаться с Кириллом Лавровым, то надо пойти и встретиться с художником Бурванидзе, который хочет поставить у театра Товстоногова памятник, у которого вместо головы крест, то сажали сакуру в парке 300-летия. Это был уникальный шанс — пожить четыре года в гуще всех проблем, которыми живет город.

Я никакого отношения не имела к управлению городом, никогда не работала в администрации. Многие члены моего комитета (а их 17 человек), которые сейчас остались на улице, потеряли блага и привилегии государственной службы. Я не потеряла ничего, я пошла туда по идейным соображениям, мне было интересно. Меня пригласил Владимир Анатольевич, и я с удовольствием пошла.

— А как вы лично объясняете тот негативный фон, который был вокруг празднования 300-летия?

— Были люди, которые специально заряжены на негатив, — корреспонденты, каналы. Это не секрет. Кто инициировал? Либо те люди, которые искренне обижались, что не были приняты их проекты, что они многое сделали бы лучше и профессиональнее, либо это те люди, которые всегда всем недовольны. Петербуржцы думали, что все время будет праздник, а была обыкновенная работа. Многие обижались, почему деньги идут на то, а не на это. Но когда в Законодательное собрание приехали главы регионов и когда мы их просто провезли по всем объектам, по всем вокзалам города, развязкам и все показали, они сказали, что готовы затянуть пояса: «Делайте Петербург, делайте нашу жемчужину, это наше общее достояние».

Мне кажется, все, кто участвовал в торжествах, остались довольны. И любой город мира был бы счастлив, когда на его юбилей приезжают несколько десятков руководителей всех крупных стран. В общем, очень много было сделано, город преобразился. Может, что-то вышло не совсем удачно, но Питер помолодел.

— А что не успели сделать?

— Казанский собор, Смольный собор… Залезли ставить крест, а там все прогнило, новое надо делать. Ангела отреставрировали, залезли на крышу, а там четыре тонны воды оказалось. Надо было восстановить ограду вокруг Александровского сада, а люди каждый день отковыривают, отламывают, — пришлось ставить охрану.

— Чье мнение при реконструкции было решающим?

— Есть комитет по охране государственных памятников, если они как профессионалы считали, что надо сделать так, то с ними никто не спорил. Если главный архитектор города выступает на правительстве, на общественном совете и говорит, что вот здесь должны быть стоянки, здесь — кладбища, то надо прислушиваться к тому, что думают архитекторы. Так называемые общественные слушания очень важны, но окончательное решение должны принимать те люди, которые за это отвечают. Если сейчас не затормозить работы по обновлению города, если понимать, что 300-летие — это лишь проходная точка, которая позволила сконцентрировать интерес, привлечь внимание, то тогда все будет нормально.

— А как вы чувствуете, темп падает или нет?

— Пока я ничего не слышала, чтобы что-то было открыто или дореставрировано, впрочем, и крупных проектов не было. Хотя надо понимать, что Питер следует доделывать. Есть федеральная программа развития исторических городов, есть программа малых исторических городов, и если найдутся люди, которые с настойчивостью Яковлева будут продвигать эти программы и добиваться на всех уровнях их реализации, то, конечно, судьбе нашего города ничто не будет угрожать.

— А Яковлев был настойчив?

— Да, очень. Я сама многому у него научилась и видела, как много на посту губернатора приобретал он.