В «Священной книге оборотня» мы сталкиваемся с потерей свободы, но без «более благоприятной жизни». Шесть миллиардов Мюнхгаузенов просто висят над бездной, мучая друг друга, чтобы никто из них не смог вырваться.

Рассказчица, А Хули, как и все персонажи романа, составляет одно из звеньев цепи питания. Она гибрид человека и животного, двухтысячелетняя лиса-оборотень, работающая проституткой в постсоветской Москве. А Хули гипнотизирует клиентов с помощью хвоста, заставляя их поверить, что они занимаются с ней сексом, и насыщаясь их сексуальными фантазиями. В свободное время она не отказывает себе в удовольствии поохотиться на цыплят – не чтобы свернуть цыпленку шею и съесть его, а чтобы пережить сверхтелесную трансформацию: цыпленок – своего рода живой стимул, помогающий ей этого добиться. А Хули встречает другого оборотня, волка Сашу Серого, генерала ФСБ, и влюбляется в него.

В кульминационном эпизоде романа, когда оборотни отправляются на Русский Север, А Хули наблюдает, как Саша воет над древним треснувшим коровьим черепом (благодаря этому действию иссякшие нефтяные скважины заполняются нефтью). Она пытается перевести вой Саши на человеческий язык:

Растроганная А Хули присоединяется к ритуалу «вызывания нефти», коровий череп начинает источать слезы, из скважин снова бьет нефть.

Вой с просьбами о нефти отсылает к беспощадной эксплуатации и истощению ресурсов (а ресурсами здесь являются и нефть, и животные, и люди) в постсоветский период. Пестрая корова восходит к русской сказке «Крошечка-Хаврошечка». В сказке животное выполняет невыполнимые поручения, которые дают Крошечке-Хаврошечке злобные мачеха и сестры. В какой-то момент сестры подглядывают за Хаврошечкой, и мачеха велит зарезать корову. Корова просит девушку не есть ее мясо и похоронить ее кости в саду. Из костей вырастает яблоня с золотыми листьями, Хаврошечка срывает яблоко, и в нее влюбляется царевич. Но сейчас никаких яблок не осталось. К тому же А Хули кажется странным, что злую мачеху и сестер в сказке не наказали, – о них просто забыли (аналог постсоветской несправедливости).

В продолжение темы, начатой в «Македонской критике французской мысли», где жертвы сталинских репрессий предстают как органические составляющие нефти, коровьи останки (то есть человеческие жертвы прошлого) продолжают использоваться, даже будучи уже мертвой материей. Пестрая корова олицетворяет «всех, кто жил здесь до нас». Это «важный символ, восходящий к культу предков и культу живородящей земли». «Пестрая корова, конечно, и Россия – вернее, ее тотем»192. В этой сказке А Хули видит сущность русской истории, финальную стадию которой она только что наблюдала, – историю безропотной гибели под ножом, сулящей возрождение в виде волшебного дерева (золотых яблок, нефти и денег). Именно на Севере, некогда территории ГУЛАГа, сконцентрирована российская нефтяная промышленность. В «Священной книге оборотня» обыгрываются разные значения слова «вышка»: наблюдательные вышки в лагерях, «высшая мера», то есть смертный приговор, буровые вышки – и изображается извращенный траурный ритуал, не только не признающий вины перед узниками ГУЛАГа, но и требующий от жертв этой эпохи и в целом истории страны участвовать в обороте капитала.

Как и «Македонская критика французской мысли», эпизод «вызывания нефти» в «Священной книге оборотня» представляет человеческий коллектив как биомассу, эксплуатируемую даже посмертно. Постсоветскому государству нужно годное к употреблению прошлое – не в каком-то абстрактном смысле, а то, которое буквально можно употребить. В романе преобразование исторического и культурного сознания предстает как переработка прошлого в черную жидкость – нефть. Метафорическая связь между нефтью и прошлым строится на аналогии между природными и историческими ресурсами. Древние, скрытые природные богатства (нефть) превращаются в символ исторического наследия, в богатства культуры и памяти, в смысл истории. На продажу выставлена русская коллективная идентичность. Новая культура потребления вытесняет советскую идеологию, но базовый механизм извлечения природных ресурсов остается неизменным – он только совершенствуется. Люди умирают – разлагаются – превращаются в источник энергии – а затем их продают (выгодно или не очень).

В циклическом историческом времени страны один этап насилия следует за другим. Но если у жертв прошлого еще оставались какие-то иллюзии относительно значимости их мук, изображаемое Пелевиным постсоветское настоящее показывает, что не надо искать никакого смысла в жестокой истории страны193. По словам самого Пелевина,

Будущее выглядит еще более зловеще, чем прошлое, так как окостенелые останки политического тела поглощают посмертно, перерабатывая их в энный и уже явно в последний раз.

В «Священной книге оборотня», как и в «Generation „П“» и «ДПП (NN)», человеческий коллектив изображен как совокупность организмов, поглощающих друг друга в самом элементарном биологическом смысле этого слова. Люди превращаются в скот – биомассу – энергию – деньги. Образ пестрой коровы соотносится с другими: цыплят-бройлеров, выращиваемых на убой на биофабрике в «Затворнике и Шестипалом», тушенки в «Числах» и пленников на секретном предприятии Кики в «Македонской критике французской мысли», которых содержат как скот в стойле. Само название Нефтепригоньевск отсылает к Скотопригоньевску из «Братьев Карамазовых», связывая между собой нефть и скот.

«Жирная надмирная тушка» из «Generation „П“», в свою очередь, превращается в «верхнюю крысу» (от англ. upper rat – «аппарат»):

Upper rat – каламбур, построенный на созвучии этого словосочетания со словом «аппарат», – обозначает еще один паразитический организм, жадно присосавшийся к нефтепроводу.

Отголоски сказок и детских книг придают теме неограниченной эксплуатации ресурсов дополнительную остроту. «Денежное дерево», вызывающее в памяти чудесную яблоню из «Крошечки-Хаврошечки» и дерево из «Золотого ключика, или Приключений Буратино» Алексея Толстого (1936), в романе Пелевина превращается в пылающий нефтяной фонтан196. Это дерево – искаженная версия библейской «неопалимой купины»:

А Хули, стремящаяся вырваться из цикла «хищник – жертва», тем не менее становится соучастницей превращения людей в нефть и нефтедоллары. Постепенно она понимает, что Саша делает из нее новую лже-Хаврошечку, древнюю лису-оборотня, притворяющуюся невинной девушкой. У нее возникает чувство, что Саша «показывал ее черепу в качестве Хаврошечки». Угадала ли она? Саша усмехается: «Почему бы и нет. Ты такая трогательная». «Ну какая я Хаврошечка?» – возражает А Хули. Саше все равно: «Да будь ты хоть Мария Магдалина. Какая разница? Я прагматик. Мое дело нефть пустить»198. Но, как отмечает сослуживец Саши из ФСБ, запасы, как и вся Россия, в конце концов истощаются до последней капли.