И невзираючи на сие, племя Египетское свой год начинает в сентябре, поелику, согласно утверждениям наипросвещеннейших Раввинов и глаголам самого Писания Священного, Всевышний сотворил мир именно в означенном месяце, оными Египтянами нарицаемом тишри. А посему и повелел им справлять Празднество Кущей под конец года, в XV день месяца седьмого, допрежь оного времени первого по годовому счёту.
Одначе сочинитель наш, не чтущий ни утонченности понимания, присущего одним, ни древности суждения, присущего другим, полагает уместнейшим, согласно простоте всеобщей, почин делать с месяца января, поелику не было бы прилично и, быть может, пристойно простому пастуху являть столь глубокое разумение подобных вещей или вдаваться в подробности, столь сомнительно утонченные. Такой почин творит он и в том же духе длит повествование от начала и до конца.
Январь
Ægloga Prima
СодержаниеВ нижеследующей первой эклоге юный овчар Колин Клаут плачется на злосчастную безответную страсть, ибо совсем недавно (по видимости) влюбился в девицу, именуемую Розалиндой; и будучи всемерно угнетаем нежной привязанностью, уподобляет он свою многострадальную участь печальному времени года, упоминая и мерзлую землю, и стынущие древеса, и собственное свое измученное холодом и голодом овечье стадо. И в конце концов, сочтя себя лишенным любых и всяческих радостей и восторгов, он вдребезги разбивает пастушью свирель и кидается наземь.
Колин КлаутБезвестный селянин, совсем юнец,Когда январь окончился почти,В погожий день повел пастись овец,Что зиму коротали взаперти.Худые, ослабевшие в хлеву,Щипали овцы жухлую траву.И с виду овцам был под стать пастух:И слаб, и худ — не человек, а тень!Злосчастье пригнетало юный дух;Свирель наладить, подлатать плетень —Куда там! Отрешенно пас беднякСвою отару — и крушился так:« — О, сжальтесь, боги! Смилуйся, Эрот(Хотя влюбленных жаль богам едва ли)!Властители заоблачных высот,Услышьте повесть о моей печали!О, сжалься, бог пастуший, добрый Пан —Ты сам изведал боль сердечных ран!— Как холодно! Все инеем одето,А на реке зеркальный блещет лед.Весна промчала, промелькнуло лето —Зима владычит нынче в свой черед:Она пришла, нещаднее врага,И древеса раздела донага.— И у меня в душе январский хлад,И в жилах не клокочет прежний жар;Все мнилось: бесконечно буду млад —Но прежде срока стал понур и стар!Увы, уже прошла моя весна,Увы, уже окончилась она.— Пустынный мир безрадостен и гол;Нигде ни гнезд, ни песен птичьих нет.Секло метелью всяк замшелый ствол,Снесло со всех ветвей и лист и цвет.Рыдали рощи — да потоки слезДавно в сосульки обратил мороз.— И жизнь моя отныне — мерзлый лес,Где ни плода не сыщешь, ни листа:Свистит метель средь стынущих древес,Безжизненна чащоба и пуста;И только слёз безудержный потокНе застывает, хоть мороз жесток.— Ох, угрязнилось овчее руно,Свалялось! Мой голодный, бедный скотЗабыт негодным пастырем давно —Поскольку чахнет пастырь от забот!Я слаб — и у овец не стало сил:Хиреет стадо, если пастырь хил.— Да будь он проклят, окаянный час,Когда я навестил соседний град!Но будь благословен сто тысяч разНежданный миг — и мимолетный взгляд!..Я полюбил — и обречен пропасть:Погибельна безрадостная страсть.— А Гоббиноль-то в Колина влюбленПостыдно, скверно — и который год!И что ни день — то ласковый поклон,То новый дар: ягненок, первый плод...И Гоббиноль премного недоволен,Что Розалинде всё относит Колин.— Зачем не гаснет мой напрасный пыл?Зачем люблю бесцельно с давних пор?Смеется дева: как ты мне постыл,Безмозглый деревенский стихотвор!Твердит: никчемны рифмоплеты в селах,А Колин Клаут — наихудший олух.— Тростник отъемлю от холодных губ:Не тешит Пана слабая свирель!О Муза! Нынче я тебе не люб,Хотя любила ты меня досель!Ни Муз не знаю боле, ни цевниц!»Сломал свирель пастух и рухнул ниц.А Феб сошел на запад, истомлен,И с небосвода устремился прочь:В холодные объятья небосклонУже с востока принимала Ночь.И встал пастух измученный с земли,Вздохнул, — и овцы вслед за ним домой пошли.Девиз Колина:Anchora speme.
Февраль
Ægloga Secunda
СодержаниеСия Эклога скорее общеназидательна, нежели устремлена к рассуждениям тайным либо частным. Речи преимущественно заводит Старый Век Людской, воплощенный в престарелом пастухе Тэно, чью согбенную дряхлость высмеивает Кадди, подпасок, мающийся от холода. Сам предмет беседы весьма сообразен с месяцем февралем, в коем год уже сникает и, можно молвить, уже влачится к своим последним дням. Сходным образом, на склоне лет и наши тела объемлет сухой изнурительный хлад, понуждающий сворачиваться вяло текущую по жилам кровь; а чахлую плоть заставляют коченеть бури судьбы и заморозки забот. Посему старый пастух и сказывает повесть о Дубе и Вересковом Кусте — да с такой живостью, с таким чувством, что предстань все это нашим очам даже на расписном холсте — и то не показалось бы нагляднее.
Кадди, ТэноКадди— Ужель не стихнет злобный зимний гнев,И ветер не уймется, присмирев?Он пронимает нынче до костей —Как будто хлещет сотнями плетей!Он грозен, как подземные толчки:Шатаются, дрожат мои бычки.Хвостами по бокам себя не бьют —Пропал задор: уж больно ветер лют.Тэно— Ой, малый, наберись-ка ты ума!Что сетовать: сурова, мол, зима?Так жизнь идет. Не диво и не чудо:Коль нынче хорошо — то завтра худо,А послезавтра станет — хуже нет...А там — опять весна: тепло и свет!Ужели в спячку залечь тому,Кто ненавидит мороз и тьму?Я трижды тридцать прожил уж годовСредь радостных и тягостных трудов —И жалобы не молвил ни однойНа зимний холод либо летний зной;Благодарил Судьбу за добрый дар,И за нещадный не бранил удар.Исправно холил, стерег, как надо —Зимой и летом, — овечье стадо.Кадди— Тебе преклонным возрастом, Тэно,Душевное спокойствие дано.Ты хладен; старость зиме — сродни:Темны, угрюмы, докучны дни.Советуешь юнцу: бровей не хмурь,Приветствуй даже буйство зимних бурь...А я вовек не стал бы править челнВ объятья ледяных, нещадных волн!ТэноНа бурю не пеняй царю морей,Коль просишь новой бури поскорей!Зимой стада содержат овчарыВ закутах, и весенней ждут поры.Вдруг оттепель, случайная капель —И чудится, что враз настал апрель!Тут пастухи — резвее ранних мух:В луга выводит стадо всяк пастух;Всё трын-трава, и море по колено...Да вот беда: в погоде — перемена!Зима, беспечным олухам назло,Опять являет хмурое чело;Она морозы насылает вновь,От коих ноет сердце, стынет кровь.Теперь овчар не весел, и не рад:Убийствен для овец нежданный хлад.Ужасна легкомыслию цена —А взыщется жестоко и сполна!КаддиТы, дурень дряхлый, чушь несешь и гиль:Мол, юные забавы — прах и пыль...Бессилен и трухляв, поберегиЗаржавевшие к старости мозги:Твоя трясется глупая глава,На сгорбленных плечах держась едва.Теперь, когда ты сам и хил, и сед —Вовсю хулишь безумства юных лет!Но будь ты ныне млад, подобно мне —Со мной резвился бы наравне,И стал бы в рифмотворческом пылуСлагать перчатке девичьей хвалу,И стал бы петь Филлиде нежной славу...Но знай: Филлида — моя, по праву:Я пояс подарил ей — с пряжкойЧеканной: золотой и тяжкой!Близ этой девы жизнь идет на лад,Близ этой девы стал бы вновь ты млад!ТэноСвоей любовью не хвались, дабыПыл не погас в потоке похвальбы.КаддиВот: сыт и гладок, полон сил,Бычок мой уши навострил.Гляди: вознесены его рога,Гляди: бьет оземь его нога!Он фыркнул раз, и фыркнул вновь:Моих бычков томит любовь!Твои же овцы — все в тебя:Унылы, худы, немощны... СкорбяВ лугах морозных, твой скот зачах.Что скот, что пастырь — увы и ах!Любая из овец твоих едваЖива — и плачет горько, что вдова.И голод мучит мерзнущих ягнят...Лишь дряхлый пастырь в этом виноват!ТэноЭх, дурень Кадди, как же ты смешон:Ведь нет башки — а носишь капюшон!Что юность? Мыльный выдутый пузырь!Всяк юный путь приводит на пустырь,Всяк юный шаг — обида иль беда...А платим пеню мы в преклонные года!Однажды Титир завел рассказ...А я в то время овечек пасНа холмах Кентских — давным-давно…КаддиО чем он молвил тебе, Тэно?Рассказов равных нынче не видать:В них мудрость, мощь — и свет, и благодать!Молю, поведай! Буду тих и нем.ТэноОн создал много сладостных поэм —О подвигах, и о любви до гроба;Но эта притча прозвучит особо.Что ж... Помолчи, да ухо приклони:«Стоял, шумел в долине искониМаститый Дуб. И вот, настали дни:Утратил Дуб листву, остался гол —Хоть был и цел, и крепок древний ствол.А раньше Дуб, раскидист и матер,На исполинский смахивал шатер;Давая древесину для досок,Он оставался крепок и высок;И желудями близ его корнейВсегда кормилось множество свиней...Но пробил час, пришли урон и вред:Терзают бури, гложет короед —Да так, что, мнится, громкий слышен хруст!..Поблизости рос Вересковый Куст —Царем растений мнил себя всерьезНадменный этот медонос,Манивший пчел со всех лесных полян!И дщери всех окрестных поселянВплетать его лиловые цветыВ венки любили ради красоты.И соловьям, что сладостно поют,Сей гордый Вереск даровал приют.Что ж, он гордился, может быть, недаром —Но как-то раз, объят кичливым жаром,Бесстыдно молвил так о Дубе старом:Досель стоишь, колода из колод?Где хоть единый лист, единый плод?А я пригож чудесною обновой,Роскошной — снежно-белой и лиловой!Убранством эдаким гордитьсяМогла бы даже юная царица.А ты лишь тяготишь напрасно землю...И я с тобой в соседстве — срам приемлю:С тобою рядом лишь чертополохРасти достоин — убог и плох!Пора тебе уйти отсюда прочь.А если трудно — я готов помочь”.Так молвил Вереск, дерзостен и груб.И растерялся изумленный Дуб:Почтеннейшему Древу — срам и стыд! —Нахальный Куст убраться прочь велит...А днем позднее туда пришелСельчанин местный: он явился в дол,Дабы огородить участок свой —И подыскать лесины строевой.Увидел селянина злобный Куст —И грянул вопль из вересковых уст:Властитель, повелитель мой и бог!Простерт во прахе у вельможных ног,Взываю: отведи сию напасть!Забрал обидчик надо мною власть!От вражьей попирающей пятыИзбавь меня, о светоч доброты!Я нежен, беззащитен, хил и мал —Извел мой враг меня, и доконал!”Сельчанину беднягу стало жаль:“-Ну что ж, поведай свою печаль”.А хитрый Вереск рад был и готовЦветистых наплести немало слов —Под выспреннею речью от людейСвой умысел скрывает лиходей.Властитель мой, ты добр, а не жесток!Ты холишь всякий злак, любой цветок —И я твоей посажен был рукой…Даруй же мне приволье и покои:Цветов чудесных дам тебе весной —И алых ягод в июльский зной.Но дряхлый Дуб — сухого пня мертвей! —Навес никчемных высохших ветвей(По ним очаг тоскует, иль костер!)Над головою моей простер —И застит солнце, отнимает свет:Лучом полдневным я не обогрет!Поникшими ветвями он сечетМеня — и кровь из ран моих течет...Увы, теряю жизнедатный сок —И цвет мой осыпается не в срок.Сколь Дуб горазд на пакость иль подвох!То прямо на меня роняет мох,То древоточцев мечет — сущий град!Ужасному соседству я не рад.Молю: избавь меня от лютых зол!О, пресеки разбой и произвол!Молю: верни мне, рассудивши здраво,Отобранное, попранное правоПривольно жить... О, защити — молю!О, смилуйся, подобный королю!”И бедный Дуб, услышав столько врак,Пытался возразить — но хитрый врагВ сельчанине изрядный гнев разжег:Со всех сельчанин устремился ногДомой — и острый ухватил топор,И прибежал назад во весь опор.Стоять бы Дубу еще века —Да вот, секиру взяла рукаЛюдская, что способна смелоВершить пустое, злое дело.И вот сельчанин к Дубу приступил,И — крякнув изо всех мужицких сил,Не выслушав, что молвит великан, —Ему нанес немало тяжких ран.А лезвие секло — да осекалось:Видать, железо чувствовало жалость,Понятна, знать, была ему тоскаЗлосчастного святого старика:Ведь осеняли сей Дуб крестом,Святой кропили водой потом —И не жалели святой воды...Увы: обряд не отвратил беды.Видать, и сам обряд никчемно глуп,Коль так нелепо сгинул древний Дуб;От мужика и римский поп не спас:Пришел мужик — настал последний час!И бедный Дуб издал протяжный стон,И понял, что вот-вот погибнет он...И древесину одолел металл,И побежденный исполин упал —И сотряслись окрестные поля,И вздрогнула, казалось, вся земля!И луговина сделалась пуста...Что ж, вот оно, приволье для Куста!И, собственной находчивостью горд,Стоял хитрец — надменный, словно лорд.Но глядь: зима пришла скорейОбычного — завыл Борей!Всегда защитой Вереску былаГромада необъятного ствола,Но Дуб изрублен — приют исчез...Лилась на Вереск вода с небес,И ветки вскоре убил мороз,А снег останки Вереска занес.А там — настала оттепель. И вот:На пастбище крестьянин выгнал скот —И Куст, погибший в ледяной метели,Проголодавшиеся овцы съели.Вот так надменный молодой хитрец,Презревший Старика…КаддиЭгей, дружище! Уймись, постой!Уж больно длинен рассказ пустой!Я слишком долго слушал эту речь,Ни встать не смея, ни, тем паче, лечь.Ох, кровь уже почти застыла в жилах,И сделать шаг я вряд ли буду в силах!Я сказки ждал — а слушал дребедень...Пойдем домой, пастух — окончен долгий деньДевиз Тэно:Iddio perche é vecchio,
Fa suai al suo essempio.
Девиз Кадди:Niuno vecchio,
Spaventa Iddio.
Март
Ægloga Tertia
СодержаниеВ Эклоге нижеследующей двое младых пастухов принимаются, согласно текущему времени года, говорить о любви, а такожде об иных радостях и услаждениях, наипаче весне подобающих. И семо придается особое значение тому, чтобы сообщить о неких приметах и признаках, присущих Эроту, Божку Любви. Но, сдается мне, куда важнее то, что во образе и под именем Томалена изображается некий друг, столь долгое время презиравший Эрота и паладинов его, что под конец и сам запутался в силках и сетях Эротовых, оказавшись негаданно ужален и сражен прелестным взором — сиречь, уязвлен Эротовою стрелой.
Вилли, ТомаленВиллиПостылый отступил мороз!Почто ж сидеть, повесив нос,И мне, и Томалену?Близка беспечная пора:Спешат весенние ветраМетелям злым на смену.ТомаленТы, Вилли, верно молвишь. Да,Уже утихли холода!И время вешним водамЖурчать, и травам прозябать, —И ласточки снуют опятьПод нашим небосводом!ВиллиВсе будет зелено вокругПо воле Флоры! — всякий лугИ лес украсит нашБогиня россыпью цветов:Проснется Майя — и готовЕй праздничный шалаш!А мы с Летицией вдвоемРезвиться и плясать пойдемВ лугах; и в должный часОчнется по весне Эрот,Что спит во тьме Летейских вод, —И наш возглавит пляс!ТомаленТы, Вилли, просто пустозвон:Эрот уже стряхнул свой сон,Возобновил забаву!ВиллиБолтун! Ты что же, друг ему?И сам прервал его дремуПо дружескому праву?ТомаленНет, я видал его в лесу.Боюсь, овец не упасу —Рассказывать не стану,Как распахнул Эрот крыла,И как Эротова стрелаМне причинила рану.ВиллиО, заводи спокойно речь:Я, глядя в оба, устеречьСумею оба стада.Уж не останусь я в долгу:Твоих овец уберегу —Не будут без пригляда.ТомаленЗа ними нужен глаз да глаз!А для беды найдутся вразИ повод и причина.Вон, третьего лихого дняБаюкала печаль меня,А подняла — кручина:Ведь лучшей средь моих овецЧуть не настал в тот день конец!Овца на дно оврагаСвалилась, бестолковый путьБесцельно правя, — и свернутьБашку могла, бедняга.Да, блеющий курчавый скотБеда везде и всюду ждет —Всегда грозит овечкам.ВиллиЧто было — поросло травой,Что будет — в срок узнаем свой...Ну, подари словечком!ТомаленВ недавний праздник, в день, когдаНе знать привычного трудаДозволено селянам,Я лук надежный взял — и с нимБродить пустился по леснымТропинкам и полянам.И вдруг — неясный шелест, хруст!И тисовый сотрясся куст(Он приютил Эрота).И я напряг могучий лук,Но тут же стих нежданный звук, —Замедлилась охота.Гляжу: движенье меж ветвей.А что за живность — хоть убей,Никак не назову!И леший, фея иль змеяТаились там, не ведал я,Спуская тетиву.Но выскочил наружу лишьКрылатый и нагой малыш,Давившийся от смеха.Он тронул с вызовом свой тулИ лук серебряный согнул —И враз пошла потеха!Забыв, что супротивник млад,Я стрелы сыпал — сущий град! —Презревши передышку.Не стало стрел; и я, сильнейСердясь, чем прежде, град камнейОбрушил на мальчишку.Вотще: увертлив был нахал,И мал — и по ветвям скакалНа зависть всякой белке!Я дрогнул: страх меня берет...Бежать! — И тут настал чередОтветной меткой стрелке.Она вошла в мою пятуИ причинила маету:Извлек-то я без болиСтрелу, — но рану, как огнем,Палит все хуже, день за днем.Терплю, молчу... Доколе?ВиллиУтешься, дрогнул бы любой:С божком любви — затеять бой?..А мой отец когда-тоКрылатого мальца в садуПоймал (ох, мыслю, на беду! —Еще придет расплата).Эрот запутался в сетиЛовецкой (Господи, прости!)Раскинутой для галок!Колчан и лук он обронил,Утратил и задор, и пыл,И был отменно жалок…Но меркнет Феб, и нам домойПора направить путь прямой:Ночь ниспускает полог.Девиз Вилли:Слить воедино только Бог
В Себе любовь и мудрость мог.
Девиз Томалена:В любви от века дней сокрыты желчь и мед;
